Приглашаю присоединиться ко мне в следующих сервисах:

Поэтика анекдота фольклор

Анекдот как жанр устного народного творчества

Интерес к жанрам фольклора далеко не одинаков. У исследователей народного творчества всегда были популярны, вызывали наибольший интерес песни, сказки, былины. Они считались более ценными и художественными жанрами народного творчества. В них очень ярко выражен талант и нравственные богатства, самобытность и колорит русского нарда. Находка новой, доселе неизвестной былины по сей день считается большим научным открытием, служит поводом для новых исследований, источником гипотез и дискуссий. Всё это правомерно. Но на равных правах с этими общепризнанными и интересными жанрами живут и развиваются не менее интересные и популярные в народе частушки, былички, анекдоты. Долгое время они оставались вне поля зрения фольклористов. А ведь эти жанры очень широко бытуют в народе, постоянно развиваются. Говоря об анекдоте, нужно заметить, что уже накоплено достаточно материала, очень интересного и разнообразного, позволяющего современной фольклористике перейти от частных характеристик бытования и особенностей анекдота в той или иной местности, к исследованию поэтики жанра, к установлению каких-то общих закономерностей в его развитии.

На протяжении веков народ отвечал анекдотом на все явления действительности, противоречащие понятиям народной этики и справедливости. Он возникал как реакция на директивы, не идущие из глубин народных, а навязываемые ему сиюминутной политикой сверху.

Критическое отношение народа к окружающему миру, его понимание недостатков общества проявилось в фольклоре очень давно. Многие поговорки, загадки, песни носят ярко выраженный юмористический или сатирический оттенок. Но наиболее отчетливо, выпукло сатира, критическое отношение к действительности проявляются в анекдоте.

Мы живем в обществе, которое только встало на путь демократических преобразований, отказавшись от тоталитаризма, который доминировал в течение почти 70 лет. Вполне естественно, что в обществе более чем достаточно проблем и пороков, которые становятся предметом осмеяния в анекдотах.

В литературе начала XVIII века термин «анекдот» имел иное значение, нежели сейчас. По определению «Нового словотолкователя» (СПб, 1803г.), «анекдот – это повесть о тайном случае, достопамятное, любопытное происшествие, кое не было ещё напечатано».

В то время под анекдотом понимали короткий рассказ о незначительном, но характерном происшествии из жизни исторического лица. В этом значении термин «анекдот» был впервые употреблен в отношении к сатирической «Тайной истории» Прокопия (VI в.).

Вторая половина XVIII века в истории русской литературы характеризуется пышным расцветом анекдота с определённой новеллистической окраской. Именно к этому периоду относятся пересказы на русском языке сюжетов, известных уже верхам русского общества из разного рода сборников, преимущественно французских и немецких.

Но уже с середины XVIII века понятие анекдота приобрело иной смысл. Краткая литературная энциклопедия даёт следующее определение: «анекдот – это небольшой устный шуточный рассказ самого различного содержания с неожиданной и остроумной концовкой». Она отмечает также, что в это время анекдот был значительно распространён в городском фольклоре.

Словарь литературоведческих терминов даёт примерно такое же определение, то есть упоминает и краткость формы, и остроумную концовку, и сатирическую или шутливую окраску.

В этом виде народного творчества старая «анекдотическая форма» (игра слов, каламбур, излюбленная ситуация) легко приспосабливается к любому злободневному содержанию. Отсюда множество вариантов анекдота, широко бытующих в фольклоре.

Но все эти толкования анекдота недостаточно определяют сущность его и современное значение. Мы попытались дать определение анекдота, исходя из намеченных В.В. Проппом признаков жанра, то есть, учитывая особенности поэтики и исполнения анекдота, его социально-бытовое назначение.

Анекдот – короткий устный прозаический рассказ обыкновенно злободневного содержания с неожиданной концовкой, расшифровывающей основной смысл произведения и направленный на то, чтобы рассмешить слушателя с целью критики или развлечения.

Говоря о происхождении анекдота, нам кажется, нельзя его рассматривать изолированно от исторического развития бытовой новеллистической сказки.

Само название «бытовая сказка» свидетельствует о том, что она воспроизводит картины обыденной жизни и быта, причём не условно, а самым прямым образом, не прибегая к аллегориям и иносказаниям. Данный термин говорит лишь о темах сказок, и эта неясность, содержащаяся в понятии «бытовая сказа», заставила исследователей искать другое определение, и оно было найдено – новеллистическая сказка. Новое название указывает на близость бытовой сказки к новелле, возникшей как литературный жанр в европейских литературах в середине века. Но не все исследователи соглашаются с этим определением.

Д.М. Молдавский в кн. « Русская народная сатира» пишет: «Термин «новеллистическая сказка», идущий от исследователей-компаративистов, вызывает ложные представления об обязательности генетической связи данного вида сказок со средневековой западноевропейской новеллой». В свою очередь В.П. Аникин, признавая новеллистический характер этих сказок и правоту учёных, связывающих развитие этих сказок со средневековой литературой, отмечает: «Если уж говорить об этой связи, то придётся признать как неоспоримый факт, что самый жанр литературной новеллы сложился на основе фольклора, фольклорная новеллистическая сказка не возникла из литературной новеллы, а сама создала литературную новеллу, так как исторически ей предшествовала».

Новелла – это короткий рассказ о занимательном и необычном бытовом происшествии. Возникла она в Италии в XIII-XIV вв. и получила распространение в Германии, где её называли шванки, а также во Франции – фаблио. Специфические особенности национальной новеллы основывались на переработке фольклорных повествований и элементах и традициях национальной «учёной» поэтической культуры.

Простейший вид новеллы основывался на случайно возникшей комической ситуации и своим грубоватым смехом служил лишь для отдыха и развлечения. Новелла пронизана социальной сатирой на состоятельные городские круги. В ней всячески высмеиваются жадность, чревоугодие, душевная чёрствость именитых горожан, лицемерие и порочность служителей церкви. Есть ряд новелл, в которых высмеивается нерасторопность, простоватая хитрость крестьян.

Создатели новелл обнаружили новое отношение к жизни: отрицая религиозный аскетизм, они смотрели на окружающий мир весело и жизнерадостно. Корни новеллы - в гуще народной. На народное происхождение указывают быстрота действия, живость диалога, сила и точность выражений, обилие народных оборотов речи, пословиц и поговорок.

Новелла взяла из фольклора те сатирические анекдоты и повести, которые давно жили в народе.

Народное творчество, фольклор всегда первичны, они так же древни, как и сам народ. Литература, поэтическое искусство складываются на основе фольклора. В свою очередь последний испытывает на себе влияние литературы, поскольку они не существуют обособленно, а развиваются, постоянно соприкасаются. Таким образом, новеллистическая сказка соединила в себе черты народной бытовой сказки и литературной новеллы.

Исходя из всего вышесказанного, правомерно сделать вывод, что анекдот, берущий корни в бытовой новеллистической сказке, на современном этапе разошёлся с ней, став самостоятельным жанром устного народного творчества.

Происходя из бытовой новеллистической сказки, имея с ней много общего, анекдот существенно отличатся от неё рядом черт.

Во-первых, анекдот, являясь жанром несказочной прозы, имеет установку на достоверность, тогда как бытовая сказка имеет установку на вымысел и воспринимается как нечто нереальное. Хотя необходимо заметить, что и в некоторых анекдотах встречаются элементы фантастики (оживление мёртвых, присутствие архангелов, бога, потустороннего мира), однако действие строится не на них, они служат как бы толчком, стимулятором для развития сюжета. Несмотря на их присутствие, далее анекдот воспринимается как реальное происшествие.

Во-вторых, анекдот в своей основе имеет один анекдотический эпизод. Это – правило, тогда как бытовая сказка обычно включает несколько эпизодов. Кроме того, композиция анекдота и сказки имеет существенные отличия.

Как во всяком полноценном художественном произведении, в сказке мы находим зачин, завязку, развитие действия, кульминацию и развязку. А в анекдоте присутствуют завязка, развитие действия и кульминация, совпадающая с развязкой, что и обуславливает неожиданную концовку.

Наконец, наблюдается различие в языке. Сказка отличается плавностью речи, нарочитой детализацией, наличием средств художественной изобразительности. Анекдот отличает разговорный язык, но исполнитель строго отбирает наиболее емкие, точные, выразительные слова.

Анекдот как литературный жанр Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Таким образом, единицы лингвокультурного кода образуются при взаимодействии культурных кодов с общеязыковым кодом. Единица лингвокультурного кода может состоять из любого количества лексем (от одной до всех, входящих в состав фразеологизма), но является естественноязыковым воплощением только одной единицы культурного кода (отдельного образа).

Лингвокультурный концепт - это культурный концепт, зафиксированный в знаковой структуре языковой единицы и неразрывно слитый с её значением и образной основой. Лингвокультур-ный код - это система тематически однородных языковых единиц, являющихся носителями того или иного участка концептосферы народа.

«Лингвокультурные коды обладают национально-культурной спецификой. Они отражают особенности культуры использующего их народа. Всякий носитель этнокультуры и этноязыка с ранних лет усваивает эти коды вместе с родным языком. Лингвокультурные коды особенно широко применяются в художественной литературе и фольклоре» [8]. К числу таких относится и провербиальный код, заключающий в себе, главным образом, постулаты традиционной народной морали и расхожие представления о разумности человеческого поведения с позиции здравого смысла, а также отражение закономерностей бытия, требующих учета при выработке житейской стратегии и тактики.

Примечание

1. Савицкий В. М. Английская фразеология: проблемы моделирования. Самара: «Самарский университет», 1993. С. 117.

2. Лотман Ю. М. Две осени // Лотман и тарту-ско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 394.

3. Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность. Культурные концепты. Волгоград; Архангельск: Перемена, 1996. С. 4-5.

4. Мокиенко В. М. Славянская фразеология: учеб. пособие. 2-е изд. М.: Высш. шк., 1989. С. 119.

5. Савицкий В. М, Гашимов Э. А. Лингвокультур-ный код. М.; Самара: «Лонгман», МГПУ, 2005. С. 18.

6. Кунин А. В. Англо-русский фразеологический словарь. М., 1984. С. 385.

7. Weinreich U. Semantics. L.; N. Y., 1966.

8. Савицкий В. М., Гашимов Э. А. Указ. соч. С. 18.

УДК 811.11

И. В. Чистякова АНЕКДОТ КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖАНР

Современный анекдот является актуальной са-тирико-юмористической формой массовой художественной речи. Осмеяние различных общественных недостатков - это целевое назначение жанра. Исследование анекдота, предпринятое в русле дик-темной теории текста, позволяет охарактеризовать анекдот как краткий комический текст городского фольклора с неожиданной развязкой.

Modern anecdote is a topical satirical and humorous form of popular imaginative speech. The main purpose of the genre is to comically expose different disadvantages of society. The study of anecdotes within the framework of dictemic theory of text structure allows us to describe anecdotes as short comical texts of urban folklore with an unexpected issue.

Ключевые слова: анекдот, фольклор, литературный жанр, жанровые признаки анекдота, текст, диктема, диктемная теория.

Keywords: anecdote, folklore, literature genre, anecdote genre features, text, dicteme, dicteme theory.

Анекдот в последнее время все чаще становится предметом специального лингвистического изучения. Культурологическое изучение анекдотов представляется особенно актуальным, поскольку категории комического связаны с важнейшими концептами культуры, с такими параметрами жизни общества, как официальное и «карнавальное» отношение к миру [1].

В традиции описания анекдота можно проследить дифференциацию жанра на литературный тип, относящийся к авторскому литературному творчеству (Гроссман 1923, Зунделович 1929, Курганов 1997, Матузова 1967), фольклорный (Алаев 1995, Борев 1995, Кронгауз 1996, Кузьмичев 1983, Мелетинский 1990, Пермяков 1970, Померанцева 1985, Столович 1993, Томашевский 1996, Шмелева, Шмелев 2000) и художественно-публицистический (Тертычный 2000). В рамках данного исследования мы исходим из фольклорного типа реализации жанра анекдота как одной из бытующих форм устного повествования. Этот выбор обусловлен первичностью формы устного повествования фольклорного типа анекдота по отношению к литературному или художественно-публицистическому жанру анекдота.

Изучение анекдота в общей системе фольклорных жанров имеет ряд специфических особенностей. Зачастую анекдот рассматривается как шуточный жанр, наряду с такими жанрами, как афористическая миниатюра, юмореска, шуточная песня, скетч, пародия, куплеты и др. Прежде

всего, само определение анекдота не охватывает всего жанра целиком, а затрагивает его разновидности.

В зарубежных исследованиях XX в. было предложено различное понимание термина «анекдот». Согласно «Этнопоэтике» (Jason, 1975), «Словарю литературных терминов» (Cuddon, 1977), «Энциклопедии простых форм» (Simple Forms, 1994), «анекдот» представляет собой короткую, нередко нравоучительную историю о знаменитых людях и служит для репрезентации героя анекдота как представителя определенной социальной группы или эпохи. Oxford Dictionary даёт следующее определение «анекдота»:

Anecdote /'anikdsu t/ noun: 1. a short amusing or interesting story about a real incident or person: he told anecdotes about his job; 2. an account regarded as unreliable or hearsay: [mass noun]: his wife's death has long been the subject of rumour and anecdote; 3. [mass noun] the depiction of a minor narrative incident in a painting: the use of inversions of hierarchy, anecdote, and paradox by Magritte, Dali, and others.

Cambridge Dictionary определяет «анекдот» следующим образом:

Anecdote /'жтЫэиt/, noun: a short often funny story, especially about something someone has done: He told one or two amusing anecdotes about his years as a policeman.

Отечественные толковые словари и нормативные справочники дают следующие определения анекдота:

Анекдот: 1. Короткий забавный рассказ о незначительном, но характерном происшествии. 2. Комический рассказ о поучительном случае из жизни исторического лица или фольклорного героя. 3. Своеобразная юмористическая, нередко гротескная притча. 4. Короткий устный рассказ злободневного бытового или общественного содержания с шутливой или сатирической окраской и неожиданной остроумной концовкой (Словарь русского языка под ред. А. П. Евгенье-вой, 1986).

Анекдот: Короткий рассказ об историческом лице, происшествии. Жанр городского фольклора, злободневный комический рассказ-миниатюра с неожиданной концовкой, своеобразная юмористическая, часто фривольная притча (Большая Российская Энциклопедия, 2001).

Анекдот: короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае; байка, баутка (Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля. Т. 1. М., 1863).

Анекдот: небольшой устный смешной рассказ (нередко на злободневную тему) с неожиданной острой концовкой. Рассказывать анекдоты. Анекдотец (разг.) - небольшой анекдот. Смешное

происшествие. «С ним прямо анекдот приключился!» Рассказ о забавном или поучительном случае из жизни исторического лица или фольклорного героя. «Анекдоты из жизни Петра Первого» (Словарь иностранных слов под ред. Ф. Н. Петрова. М., 1964).

Анекдот (фр. anecdote - байка, небылица; от греч. то «vXkSotov - не опубликовано, букв. «неизданное») - фольклорный жанр, короткая смешная история, обычно передаваемая из уст в уста (Свободная энциклопедия - Википедия).

В нашем исследовании мы будем придерживаться определения, которое было дано М. Я. Бло-хом, так как оно является кратким и ёмким, отражая в себе все черты, присущие анекдоту: «Анекдот - это предельно короткий рассказ развлекательно-комического содержания городского фольклора с неожиданной развязкой».

Из вышенаписанного можно сделать вывод, что используемые до настоящего времени определения учитывают три характерные разновидности анекдота, которые впервые были подробно проанализированы А. П. Пельтцером: «Греческое слово анекдот первоначально обозначало сочинение "неизданное", дотоле неизвестное публике. <...> С течением времени анекдот стал обозначать "неупомянутый" прежними авторами, преимущественно историками, какой-нибудь особенно характерный факт, случай или особенное обстоятельство. Желая щегольнуть друг перед другом начитанностью, историки разукрашивали свои сочинения разными подробностями, не только не имевшими никакого отношения к истории, но и отходившими часто в область фантазии. Наравне с историческими подробностями под этим термином стали подразумеваться вообще более или менее интересные отдельные факты, главным образом остроумные рассказы, поражавшие своей неожиданностью и легкостью» [2]. Дополнительно А. П. Пельтцер указал ещё на один источник возникновения анекдота: «Для привлечения большего внимания и интереса паствы священники порой использовали апокрифические тексты притчевого характера с остроумным решением в них» [3].

Таким образом, анекдот способен развиться из любого фольклорного/литературного жанра или, наоборот, трансформироваться в любой художественный жанр, в котором существенным элементом комического является игра слов или игра положений.

Жанровая сущность анекдота - это «топтание на месте» перед острым, неожиданным финальным рывком. Причём последний непредсказуем, что во многом и порождает занимательность текста, определяет его фокус, весь его художественный смысл. Финал анекдота не только неожидан и непредсказуем - он при этом зачастую ещё и

отделён от основного текста, как бы не вытекает из него, противоречит ему, изнутри взрывает сюжет, заставляя его играть и искриться. Очень часто завершающая реплика фактически не заключает текст, а спорит с ним, переворачивает его, кардинально смещает акценты. То есть структурные признаки анекдота, составляющие его жанровое ядро, специфически связаны с композиционной кульминацией анекдота. Само повествование может иметь любую вербальную структуру. Однако реализуется она как остроумная игра в, казалось бы, неподходящих для игры условиях [4]. Сущность анекдота, таким образом, можно сводить к неожиданной подмене контекста, снимающей напряжённость невербальной ситуации нетривиальным вербальным способом. Специфика анекдота как жанра также определяется его включенностью в речевую ситуацию. Для понимания анекдота важно учесть поведение (игру) рассказчика и реакцию слушателя.

Е. Я. Шмелёва и А. Д. Шмелёв с языковой точки зрения выделяют в тексте анекдота два чётко разграниченных языковых слоя: «мета-текстовый» ввод и собственно текст анекдота, в котором можно выделить ещё два языковых слоя - текст «от автора» и речь персонажей анекдота [5]. Необходимость «метатекстового» ввода (т. е. такой фразы, как, например, Кстати, знаете анекдот...?-, Дайте я расскажу анекдот...-, А вот ещё анекдот на эту тему... и т. д.), по мнению этих исследователей, является важным нетривиальным признаком рассказывания анекдота. Наличие пропозиции (призванной обозначить общий фон) в анекдоте -явление необязательное: общий фон, сама ситуация могут быть выведены на коннотативном уровне или, как в драматическом анекдоте, на иллюзорном уровне - пространственно-временные отношения в этом случае могут выстраиваться в воображении самим реципиентом анекдотического сообщения [6].

Наконец, последнее, что позволяет рассматривать анекдот как модификацию фольклора -это его связь с традицией народной «смеховой культуры», в том виде, в каком описал её М. М. Бахтин применительно к европейской культуре. С эстетической точки зрения анекдот принадлежит к сфере комического - его художественная ценность определяется способностью вызывать улыбку или смех, даже если это «смех сквозь слёзы» [7]. Суть «смеховой культуры», как показал М. М. Бахтин, состоит в том, что она «выворачивает наизнанку» самые возвышенные для того времени идеи, позволяя себе вышучивать, высмеивать, пародировать мифологические представления и культурные действия, выражая тем самым сознание относительности, а подчас и иллюзорности их величия.

Текстовую структуру анекдота можно рассматривать с точки зрения сегментно-уровневого строения. Существенным элементом выражения с точки зрения строя текста является предложение -выразитель номинации и предикации. Вне предложения текст не может выражать суждений и умозаключений, лишается способности осмысленного отражения окружающего мира. Разные непредикативные изглашения (словосочетания, междометия, нечленораздельные возгласы) становятся носителями информативного смысла лишь в соединении с предикативными ядрами речи [8]. Первое уровневое зияние - между словом и предложением - заполняется «денотемой», соответствующей члену предложения (образуемого по реверсивному закону «одно или несколько слов»), а второе уровневое зияние - между предложением и целым текстом - «диктемой» (образуемой по реверсивному закону «одно или несколько предложений») [9].

Теория диктемы, разрабатываемая в работах М. Я. Блоха и последователей его школы, открывает новые перспективы для дальнейшего исследования механизма речевого воздействия и развития теории строя текста. Понятие диктемы было выдвинуто М. Я. Блохом в связи с научной дискуссией о коммуникативных единицах языка. Диктема строго отвечает принципу построения из «одной или нескольких единиц непосредственно нижележащего уровня», т. е. из одного или нескольких предложений [10]. Как составная часть этой структуры, она выделяется своей чёткой функцией, не сводимой к функциям нижележащих единиц, но вбирающей в себя эти функции в рамках своего собственного, ин-тегративно-текстового назначения выражать определённую тему. Это значит, что вне диктемы, т. е. вне диктемного строения, текст как непосредственный продукт речевой деятельности не существует и существовать не может [11].

Следовательно, можно сделать вывод, что в речевой последовательности каждое отдельное предложение отражает предметный (тематический) переход в цепи сообщений. Это значит, что каждое из подобных предложений образует отдельную диктему, если в предложении нет драматических связей. И как таковое, оно в потенции может служить зачином связной текстовой последовательности, раскрывающей некоторую общую тему. Если в разговорной речи предложения не связаны друг с другом и если сменить тему разговора, то каждое предложение потенциально может быть развёрнуто в отдельный текст.

Анекдот является текстом художественной коммуникации, в связи с чем его структурно-композиционное строение зависит от художественного замысла автора. Анекдот может быть представлен как в письменной, так и в устной форме.

В устной монологической речи каждая диктема отграничивается диктемно-долгой паузой вместе с диктемно-финальным просодическим тоном (повышением или понижением тона). Тем самым слушающий правильно реагирует на рассказываемый анекдот, вычленяя главный смысл, «соль» анекдота. В диалогической речи диктема, как правило, представлена репликой. Через диктему осуществляется действие текстовой пресуппозиции, обеспечивающей необходимое раскрытие всех импликативно передаваемых смыслов сообщений [12].

Для анекдота огромное значение имеют зачин и финальная формула. Самое важное - неожиданная, коронная концовка, с которой, надо думать, и начинается процесс формообразования анекдота - от конца к началу. Этот факт рассматривали в своих работах такие учёные, как М. С. Каган, В. И. Карасик, О. А. Дмитриева, В. В. Химик, Е. Я. Шмелёва и А. Д. Шмелёв и др.

В обобщённой форме композиционную структуру анекдота, принимая во внимание диктем-ную теорию строя текста, можно представить в виде трёх составляющих:

1) диктема-зачин,

2) диктема-развитие ситуации,

3) диктема-развязка.

Данные три стадии выделяются не во всех текстах анекдотов. Облигаторными являются дик-тема-завязка и диктема-развязка; диктема-раз-витие ситуации в некоторых анекдотах является усечённой или вовсе отсутствует. Анекдот может состоять всего из нескольких строчек, а может представлять собой всё-таки более или менее развёрнутый текст, прообраз новеллы, в котором заключены несколько диктем, объединённых общей темой.

В общем информационном комплексе, содержащемся в диктеме как непосредственной сегментной составляющей текста, можно насчитать целый ряд рубрик информации, каждая из которых является существенно важной с точки зрения когниции и коммуникации. М. Я. Блох в своей статье «Диктема в уровневой структуре языка» выделяет 11 рубрик [13]. Анекдот, прежде всего, актуализирует коммуникативно-установочную рубрику информации, поскольку она непосредственно определяет тип речедеятельностно-го сотрудничества слушающего, требуемого говорящим соответственно его коммуникативной цели. В диктеме разговорного диалогического текста, коим и является анекдот, наряду с эстетической информацией, формирующей аспект художественно-образного выражения, заметное место занимает импрессивная информация, которая нередко и вполне естественно смыкается с эстетически-образной (или переходит в неё). Эмо-тивная часть высказывания связана с прямым

отражением эмоционального состояния говорящего. Импрессивная информация - это выразительность высказывания, его воздействующая сила, отражающаяся в действенности реакции слушающего, в его, так сказать, коммуникативной активности.

Возьмём, например, анекдот, высмеивающий как политику Дж. Буша, так и его интеллект: In an attempt to thwart the spread of bird flu, President George W. Bush has bombed the Canary Islands. Turkey is next.

В приведённом анекдоте присутствует несколько диктем, но относиться они будут только к стадии завязки и развязки, так как стадия развития ситуации отсутствует. Диктема-зачин имеет тему «птичий грипп»: грамматически она выражена первой частью предложения: In an attempt to thwart the spread of bird flu. Развязка представлена диктемой с темой «борьба с птичьим гриппом и её результаты». Комизм анекдота создаётся за счёт каламбура, а именно за счёт двойной трактовки значений слов "canary" и "turkey", которые, с одной стороны, являются непереводимыми именами собственными, а с другой - переводятся как имена нарицательные - «канарейка», «индейка». Данный приём вскрывает экстремизм Дж. Буша.

В следующем анекдоте не наблюдается активной смены событий, за которыми невозможно уследить. Финал, казалось, был предсказуем, однако:

She: Do you love me with all your heart and soul?

He: Uh-huh.

She: Do you think I'm the most beautiful girl in the world, bar none?

He: Yeah.

She: Do you think my lips are like rose petals, my eyes like limpid pools, my hair like silk?

He: Yup.

She: Oh, you say the most beautiful things!

Реплики героев будут представлять собой отдельные диктемы с темами «любовь», «красота», «внешняя привлекательность», все они связаны одной макротемой - «восхищение», «признание в любви». Причём реплики со стороны He, представленные междометиями, будут актуализировать лишь тему «согласия» с репликами со стороны She. Тема финальной диктемы-развязки, с одной стороны, не выбивается из общей темы анекдота, а с другой, учитывая поведение He, находится в противоположном эмоционально-психологическом измерении: "She: Oh, you say the most beautiful things!" Эта диктема и представляет «соль» анекдота - для She согласие с её словами со стороны He является важным и приятным, несмотря на то, что He не проронил ни слова.

Л. М. Зиннатуллина. Узуальное использование адвербиальных фразеологических единиц.

Рассмотрим следующий пример:

A guy burned two ears... So they were asking him at the hospital how it happened. He said, "I was ironing my clothing and the phone rang... so instead of the phone I picked up the iron and burned my ear..."

"But how the heck did you burn the other ear?" the doctor asked.

"How do you think I called you, people?"

В представленном анекдоте присутствуют все композиционные стадии анекдота. Зачин представлен диктемой с темой «травма» и грамматически выражен первым предложением: A guy burned two ears... Развитие ситуации представлено несколькими диктемами, объединёнными на основе оккурсемной связи в диктемему с темой «причинение травмы». Развязка дана в виде первой диктемы, через реплику молодого человека, объясняющую причину второй травмы: "How do you think I called you, people?"

Мы можем сделать вывод, что в центре анекдота - одно событие, набор деталей - предельно скупой, а минимализм выбора деталей обусловливает символическую нагрузку на них; героев - максимум двое. Основным текстообразую-щим элементом анекдота является диктема -минимальная тематизирующая единица, в рамках которой реализуются основные текстовые категории когезии, модальности, концептуально-сти, прагматической направленности. В строе анекдота выделяется зачин, развитие ситуации, развязка, которые представлены диктемами, выражающими общую тему анекдота.

Примечания

1. Бахтин М. М. Проблемы речевых жанров. М.: Искусство, 1979. С. 60.

2. Пельтцер А. П. Происхождение анекдотов // Сб. Харьк. ин-та. Харьков, 1989. С. 60.

3. Там же. С. 61-62.

4. Руднев В. П. Прагматика анекдота. Рига: Даугава, 1990. № 6. С. 100.

5. Шмелева Е. Я., Шмелев А. Д. Рассказывание анекдота как жанр современной речи: проблемы вариативности // Жанры речи. Саратов, 1999. С. 262264.

6. Там же. С. 266-269.

7. Бахтин М. М. Указ. соч. С. 67.

8. Блох М. Я. Диктема в уровневой структуре языка // Вопросы языкознания. 2000. № 4. С. 57.

9. Там же.

10. Блох М. Я. Проблема основной единицы текста // Коммуникативные единицы языка: сб. науч. тр. М., 1985.

11. Блох М. Я. Диктема в уровневой структуре языка.

12. Там же.

13. Блох М. Я. Проблема основной единицы текста.

УДК 802/809.1-52

А. М. Зиннатуллина

УЗУАЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ

АДВЕРБИАЛЬНЫХ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ В АНГЛИЙСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ

Статья посвящена исследованию узуального использования адвербиальных фразеологических единиц в английском и русском языках. Рассмотрены и проанализированы примеры адвербиальных фразеологических единиц качественной семантики через авторскую интерпретацию в художественных произведения и публицистических текстах.

The article is devoted to the use of usual adverbial FE of the English and Russian languages. Reviewed and analyzed some examples of adverbial FE of qualitative semantics through the author's interpretation in lyrics fiction and publicistic texts.

Ключевые слова: квалитативность, адвербиальные ФЕ качественной семантики, узуальное использование, каламбур.

Keywords: qualitative, adverbial FE of qualitative semantics of usual use, wordplay.

Исследователи фразеологии различных языков неоднократно обращали внимание то, что роль внутренней формы ФЕ в восприятии фразеологического значения очень важна. При контекстуальном использовании фразеологизмов буквальное значение компонента ФЕ не только не исчезает, но является зачастую ключевым для его интерпретации. Анализ авторского обыгрывания буквального и переносного значения ФЕ, а также терминологического значения лексем -компонентов ФЕ, позволяет исследовать целый ряд механизмов творческого использования потенциальных возможностей языковых единиц.

Фразеологический каламбур (учеными также используются другие терминологические обозна-чания данного явления - так, А. В. Кунин, вслед за предложившей данный термин Л. М. Болдыревой, говорит о двойной актуализации) является преобразованием ФЕ, изменяющим его содержательную структуру, но не затрагивающим формальную. Прежде чем привести примеры каламбурного использования адвербиальных ФЕ английского языка, принадлежащих к различным семантическим разрядам, отметим, что основную массу примеров в нашей картотеке составляют обороты качественной семантики.

Как известно, квалитативность - оценка свойств предмета речи и соответствия этих свойств эталону, принятому в конкретном обществе. С одной стороны, оценка - общечеловечес-

Анекдот – жанр фольклора

Анекдот – жанр фольклора, короткая история с юмористическим завершением. Анекдоты появились приблизительно в 18-19 веках, но оформились как отдельный жанр лишь в первой половине 20 века. До этого времени анекдотом называли любую историю, не обязательно юмористическую и смешную. Это обычно случай из жизни, короткий рассказ о необычном или выдающемся событии.

Виды анекдотов

Анекдот, появившийся в 20 веке, обязательно предполагал юмор или сатиру, т.е. элемент смешного. Анекдоты отражают историю народа, новое, появившееся в жизни людей. Обычно анекдот служит средством высмеивания человеческих пороков: глупости, простоватости, необразованности, жадности и т.д.

За время оформления и становления жанра выработались несколько циклов (групп) анекдотов, которые обычно разбиваются по тематике и в зависимости от действующих персонажей. Тематически анекдоты бывают политические, социальные, военные, любовные, исторические, национальные и т.д.

Анекдот как уникальное явление русской речевой культуры

В.В. Химик

Анекдот как феномен культуры. Материалы круглого стола 16 ноября 2002 г. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С.17-31

[17]

В чем уникальность русского анекдота? В истории его порождения, в жанровой природе этого явления, в особенностях формы и содержания, а также в самой номинации.

I. Анекдот как номинация. Только в русской речевой культуре явление, которое будет рассмотрено далее, имеет специальное именование, отличающее его от сходных понятий. В английской языковой культуре нечто подобное называетсяjoke, canned joke, funny story(«шутка, забавная, эффектная история»). Французы аналогичное именуют какhistorie(«басня, небылица») илиamusante historie(«забавная история»). Такая же ситуация и в немецком языке: словомWitzнемцы обозначают и шутку, и остроту, и то, что мы называем словоманекдот. То есть во всех случаях занимающий нас предмет номинируется более широким, родовым словом, гиперонимом, охватывающим несколько близких наименований. И только в русском языке существует специальное и вполне определенное название для рассматриваемого явления.

II. Уникальность происхождения русского анекдота. Анекдот как жанр городской устной речи имеет два источника.

Первыйисточник — старое понятиеанекдот, известное и западным культурам: короткий, обычно нравоучительный рассказ о событии или происшествии из жизни исторического лица. Такие истории не только передавались устно, но с середины XVIII века в России оформились и как особый литературный жанр, который стал особенно популярным в пушкинскую эпоху [1]. Например:

«Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом», — говорила Екатерина II какому-то генералу. «Разница большая, — отвечал он, — сейчас доложу Вашему Величеству. Вот изволите видеть: пушка сама по себе, а единорог сам по себе». — «А, теперь понимаю», — сказала императрица.

Когда принц Прусский гостил в Петербурге, шел беспрерывный дождь. Государь изъявил сожаление. «По крайней мере

[18]

принц не скажет, что Ваше величество его сухо приняли», — заметил Нарышкин.

Спросили у Пушкина на одном вечере про барыню, с которой он долго разговаривал, как он ее находит, умна ли она? — Не знаю, — отвечал Пушкин, очень строго и без желания поострить, — ведь я с ней говорил по-французски. [2]

Предыстория литературного анекдота уходит в глубины европейской культуры, византийской истории, откуда появилось и само слово, греческое anecdotos — «неизданный, неопубликованный», применявшееся в форме множ. числаanecdôtaк обозначению впервые издаваемых старых рукописей. Позднее, очевидно через посредство итальянской культуры, гдеанекдотприобрел новый смысл, сблизившись по содержанию с родственными жанровыми формамифаблио(«рассказ, басня») ифацеция(«шутка»), а также через французскую литературную традицию,анекдотв старом, классическом его понимании попадает в русскую элитарную культуру, распространяется в узком слое образованных людей и остается очень популярным вплоть до середины XIX века.

Затем в общем процессе демократизации и снижения элитарной культуры старый, европейский по своему происхождению, изысканный и шутливо-нравоучительный литературный анекдот популяризируется, становится массовым общенародным достоянием, претерпевая при этом существенное жанровое перерождение: он становится преимущественно устным, стереотипным и лаконичным по форме, но более разнообразным по тематике. Можно сказать, что анекдот как жанр городской речи в русскую языковую действительность пришел «сверху», из внешнего влияния классической европейской культуры, то есть его породила культурная элита.

Однако временем оформления и массового распространения анекдота в его новом понимании, как жанра городского фольклора и как произведения преимущественной устной речи, следует считать установление тоталитарного режима в Советском Союзе, послужившего сильнейшим стимулом, толчком для развития этого уникального явления: «На протяжении семидесяти лет существования тоталитарного государства анекдот был своего рода клапаном, который позволял хотя бы частично ослабить идеологический пресс,

[19]

давал выход стихийному протесту народных масс. В определенном смысле юмор компенсировал отсутствие возможных свобод» [3]. Не случайно поэтому наиболее мощный слой городского анекдота советского времени был политическим. И, конечно же, главным производителем, анонимным автором массового городского анекдота, в том числе и политического, была интеллигенция.

Впрочем, без всенародного интереса к опасному жанру анекдот не приобрел бы столь массовой популярности. Популяризация и развитие анекдота стимулировались и «снизу», от традиционной народной культуры. Это и есть второйисточник современного анекдота как жанра городского фольклора. В традиционном русском фольклоре нет прямого аналога классического анекдота [4], но, несомненно, есть его жанровые и содержательные предшественники. Этобытовая сказкас ее типовыми композиционными моделями, характерными персонажами и сатирическими мотивами,бывальщина— устный рассказ о достоверных событиях из опыта говорящего, но интересный многим,байка— не всегда правдоподобная, но занятная, забавная история с определенным сюжетом. Возможно, это такжечастушка —комический или сатирический жанр народной лирики. Наконец, нельзя не отметить и некоторые связи городского анекдота с традицияминародного театра,балаганакак синтезированной формы театрализованной интерпретации текста и как популярного способа сатирического самовыражения русского народа в прошлом [1].

III. Анекдот как явление речевой культуры. Уникальность номинации отражает уникальность самого явления. Городской анекдот — это текст. Но текст необычный, существующий в двух формах: в первичной и основной устной форме, а также во вторичной и условной — письменной. Анекдот в первичной устной форме — это один из жанров городского фольклора наряду с тостами, розыгрышами,

[20]

шутками, передразниваниями, байками, приветствиями и т.п. Анекдот во вторичной, условной форме — это его различные письменные фиксации, записи, обычно в сборниках, собраниях или специальных сайтах русского Интернета. Городской анекдот, как и всякий типовой текст, характеризуется определенными жанровыми признаками. В данном случае это стереотипность формы, содержания и функционирования. Соотношение стереотипных признаков и составляет уникальность анекдота как жанра речевого общения, как явления речевой культуры.

Стереотипность формы анекдота. Текст городского анекдота, как в первичной устной форме, так и во вторичной письменной, почти всегда строится по принципу двучастности: в нем есть интродукция (зачин) и развязка, или начало и конец [6]. Тексты других устно-речевых фольклорных жанров могут иметь еще и среднюю часть, фабулу (как, например, байка, шутливая история, сказка, бывальщина), в анекдоте же, в силу его жанровой природы и обычной краткости, средней части нет. Начало, или интродукция, вводит слушателя в план содержания, сообщает тему, интригу, создает известное напряжение ожидания [7]:

Вызывает учительница географии Вовочку к доске…

Однажды корнет подошел к поручику Ржевскому с вопросом: — Скажите, поручик, зачем на дамской перчатке иногда бывает вырез?

Начало, зачин анекдота может быть и развернутым. Так, например, интродукция анекдота может строиться по законам традиционной бытовой сказки с троекратным (по числу персонажей и их действий) варьированием события:

Поспорили американец, индус и русский, кто успешнее выберется из ада…

Сели пить водку русский, француз и англичанин…

[21]

Иногда зачин преднамеренно затягивается, удлиняется, чтобы усилить эффект последующей развязки, неожиданного конца, как, например, анекдот про мадам Рабинович, которая, преодолевая несколько кругов различных препятствий, а они и составляют обширный зачин анекдота, получает, наконец, возможность приблизиться к великому индийскому гуру, чтобы шепнуть ему заветную фразу из трех позволенных ей слов: —Нёма, иди домой!

В то же время развязка анекдота, независимо от продолжительности целого текста, всегда должна быть краткой, неожиданной, часто парадоксальной, что обычно и делает анекдот смешным. Развязке обязательно предшествует главная пауза, которая «членит текст на две неравные части. Пауза эта означает перелом в развертывании анекдота…» [8]. Таков стереотип композиции, типовой формы анекдота как жанра: двучастность, асимметрия интродукции и развязки, наличие обязательной структурно-смысловой паузы перед финалом. Например:

Поймали Бен Ладена. Хорошенько помыли, постригли… оказалось — Березовский.

— Рабинович, говорят, вы большой интриган? — Да, а кто это теперь ценит?

Захотел Вовочка стать президентом. …И стал.

Формальную стереотипность анекдота обычно видят и в предпочтительном выборе видо-временных форм глаголов предикатов. Как правило, это формы актуального настоящего времени или прошедшего времени совершенного вида в результативном значении, причем с обычной препозицией предиката в предложении. Всё это языковые средства, с помощью которых событие в тексте анекдота представляется как актуальное:

Вызывают Вовочку к доске…

Возвращается муж из командировки…

Приходит однажды Феликс Эдмундович к Владимиру Ильичу…

Едут два новых русских на джипе…

Поймали Бен Ладена…

Встретились француз, немец и русский…

Стереотипность строения анекдота наиболее последовательно отражается в основной, устной его форме, при этом становится очевидной

[22]

вторичность письменных текстов анекдотов: запись не может передать крайне важную для многих текстов акцентологическую структуру анекдота: наличие смысловых пауз, ускорение или замедление темпа повествования, обязательное интонационное выделение второй части, развязки, а в ряде случаев и произносительно-речевую характеристику персонажей. Без всего этого многие анекдоты утрачивает свой комический эффект. Очевидно также, что и отбор форм глагольных предикатов, и отмеченная выше типовая двучастность текста анекдота, а также обычная для него асимметричная тема-рематическая структура с сильным акцентом на рематической части, развязке, составляющей «соль» анекдота, ориентируют текст прежде всего на устное воспроизведение, на рассказ, актерское разыгрывание, на драматическую событийность повествования и «зрительского» восприятия, что позволяет видеть в анекдоте некоторую аналогию с постановочными литературными жанрами, предполагающими «сценическое» воплощение: хорошо рассказанный анекдот — это своеобразный спектакль, «театр одного актера». В то же время письменную фиксацию анекдота как жанра устной речи можно сравнить со сценарием к фильму или пьесой для постановки спектакля: сценарий и пьесу тоже можно читать, они тоже могут быть интересными, смешными, но это не сам фильм, не инсценировка. Не случайно слово анекдотстало использоваться в русском языке еще в одном значении: «забавный, необычный случай, происшествие»:

Вчера со мной в метро такой анекдот произошел, не поверите!

Мишка женится? Анекдот! Ни за что не поверю!

Стереотипность содержания анекдота. Ведущий содержательный мотив анекдота — пародия, в этом его основная жанровая функция: пародирование официальной культуры во всех ее проявлениях [9]. Поэтому события, происходящие в современном городском анекдоте, оказываются не просто вымышленными, фантастическими, а преднамеренно смеховыми, ироническими, шутливыми или насмешливыми имитациями самых разных, практически любых реалий общественной жизни. Этим анекдот как жанр устной речи и как фольклорное произведение отличается от литературного анекдота,

[23]

фиксировавшего в письменных текстах реальные комические события поучительного и назидательного характера. В современном городском анекдоте совершенно иная коммуникативная установка: любые события, любые реалии общественной или частной жизни подаются в заведомо «перевернутом», пародийном ракурсе шутливого общественного вызова, антикультурной провокации, например:

Учитель спрашивает: — Дети, у кого какие есть домашние животные? Все тянут руки: — Кошка! Собака! Ежик! Учитель: — А у тебя, Вовочка? — Вши, клопы, тараканы…

— Будьте любезны, попросите к телефону Рабиновича. — Вам какого, старшего или младшего? — Старшего. — Они оба умерли.

Пародийность как ключевой содержательный стереотип анекдота определяет все остальные его жанровые признаки, обеспечивающие комический эффект пародии. Например, гиперболизация:

Петька спрашивает Чапаева: — Василий Иванович, а вы пол-литра выпить можете? — Могу, Петька! — А литр? — И литр могу, Петька! — А бочку водки можете? — Могу, Петька, и бочку могу! — А реку водки? — Нет, Петька, реку не могу. Где ж я возьму такой огурец, чтобы закусить?

шаржированность:

Один еврей решил креститься. — Как вас зовут? — спросил православный священник. — Сруль, батюшка. — Будешь Акакием. Это и соответственно, и Богу угодно.

нелепость, доведение до абсурда:

Приземлился самолет из Кишинева. Пассажиры сходят с трапа. У одного сваливаются штаны. Он рассказывает: — Задолбал Аэрофлот: то застегните ремни, то расстегните…

[24]

Апофеоз анекдотического пародирования — пародирование самого анекдота как жанра — «анекдот об анекдоте»:

Жена с любовником лежит в постели. Звонок в дверь. Вовочка бежит открывать дверь. На пороге стоят Василий Иванович с Петькой — оба евреи.

Разумеется, содержание текстов анекдотов бывает самым разным. Предлагаются различные способы типологизации анекдотов, от простейших тематических разрядов, принятых в Интернете: «соседи и национальные меньшинства», «три нации», «новые русские», «советские анекдоты», «знаменитые политики» и др. [10], до глобальных содержательных классов. Так, по смысловым сферам пародирования выделяют политические, национальные и социально-бытовые анекдоты [11]. Однако в таких классификациях трудно усмотреть единство основания. Относительно определенным здесь можно считать только один класс: политические анекдоты. Последовательно выделять «национальные» анекдоты затруднительно, поскольку национально-этнической принадлежности персонажей для этого явно недостаточно: так, едва ли можно признать национальными большинство анекдотов «про чукчу». Анекдоты из серии «армянское радио» могут быть как политическими, так и социально-бытовыми. Еще сложнее с так называемыми «еврейскими анекдотами», которые могут иметь подчеркнуто этническую окраску, политическую и бытовую направленность одновременно. Еще более неопределенным и размытым представляется класс социально-бытовых анекдотов.

Очевидно, наиболее продуктивной остается популярная таксономия русского анекдота по типам действующих лиц. Такая типология более всего отражает содержательную стереотипность анекдота как жанра. И более того, сам выбор типового персонажа русского анекдота представляется актом характерного пародирования. Все события в городских анекдотах происходят только со стереотипными типажами-пародиями. Анекдоты с абсолютно индивидуальными или случайными персонами крайне редки. Герой анекдота — это не Чапаев, Ленин, Сталин, Брежнев, поручик Ржевский или Штирлиц как исторические личности или литературно-кинематографические персонажи, а их антикультурные пародии с типологическими

[25]

фольклорными признаками традиционных героев. Точно такими же пародированными фольклорными героями являются и обобщенные типажи: «чукча», «Вовочка», «Рабинович», «новый русский», «студент» и многие другие.

Стереотипные персонажи анекдотов носят прецедентный характер, то есть являются известными, узнаваемыми фигурами-пародиями национальной культуры, либо мифологизированными этническими типажами («чукча», «грузин», «еврей», «русский», «хохол» и др.), за которыми в массовом сознании закреплены характерные образы, ментальные стереотипы (чаще всего односторонние, условно-схематические) и комические стандарты их поведения, но которые адекватно воспринимаются при этом почти исключительно в пределах русской речевой культуры. Каждый из прецедентных персонажей наделяется определенным набором клишированных качеств: прямолинейная вульгарность поручика Ржевского, шокирующая непосредственность и озорство Вовочки [12], маразматические реакции Брежнева, хитрость украинца, дремучая наивность чукчи, печальная обреченность и самоирония еврея [13] и, естественно, непобедимая лихость русского. Представление некоторых персонажей сопровождается также и знаковыми речевыми характеристиками: преувеличенная картавость Ленина, якобы грузинский акцент Сталина, одесская интонация еврея, произнесение свистящих вместо шипящих у китайца или японца, типологическое словечкооднакоу чукчи, вопросительноеда?в конце фразы у грузина, частица-такиу еврея-одессита [14]. Все эти содержательные тематические элементы русского анекдота составляют своеобразные «правила игры», способствуют быстрому узнаванию персонажа, пониманию темы, включению слушателя в жанровую ситуацию рассказывания анекдота. Заметим, что опора на известные персонажи (правда, без непременного пародирования) — это типологический признак и старого литературного анекдота, и фольклорной бывальщины, а традиционные характеристики популярных анекдотических персонажей (ловкость, хитрость, жадность, глупость, наивность, отвага) сопоставимы с признаками бытовой русской сказки, где тоже купец —

[26]

хитрый, поп — жадный, мужик — терпеливый, солдат — бравый, вор — ловкий, супруга — неверная и т.д.

Типизированность пародированных действующих лиц, регулярно представляемых в русском анекдоте, — это его принципиальное качество, которое непосредственным образом составляет и часть содержания анекдота. Узнаваемость героя по общепринятым стереотипам образов-пародий можно условно соотнести с драматургической функцией декораций, костюмов и мизансцен в народном театре и с внешним образом балаганного Петрушки: одним только упоминанием Штирлица, Чапаева, Вовочки, нового русского, чукчи, одесского еврея или другого типизированного героя анекдота у слушающего возникает комплекс необходимых образно-комических представлений: зримый типаж, стандартная характеристика, определенная социальная роль, традиционная сфера действия и т.д.

Стереотипность функционирования анекдота. Жанровые особенности анекдота как текста особенно убедительно могут быть представлены еще одной его стереотипностью — коммуникативной. Весь смысл анекдота, его полный комический эффект реализуется в устном воспроизведении, рассказывании [15], театральном разыгрывании, к которому приспособлена формальная и содержательная стереотипность анекдота-пародии. Конечно, успех анекдота во многом зависит от мастерства рассказчика, от умения передать смешной диалог в лицах, комически изобразить персонажей, выдержать необходимую паузу и эффектно представить концовку. Однако такого рода артистические навыки и умения важны для устного воспроизведения и многих других речевых жанров городского фольклора: для тоста, байки, розыгрыша. Искусство рассказывания анекдота, известное мастерствоанекдотчикапредполагает еще одно крайне важное умение, связанное с природой рассматриваемого жанра — учет ситуативной уместности. Без соблюдения данного условия, без учета подходящей ситуации анекдот резко теряет в своем комическом эффекте, зачастую оказываясь неуместным, а потому и несмешным. И напротив, самая банальная история, рассказанная, разыгранная с учетом ситуативной уместности, актуальности и имеющая неожиданную пародийную концовку, может стать анекдотом. В этом определяющий жанровый признак анекдота как устной

[27]

речевой формы — признака, который никак не отражается в форме письменной. Письменный текст стереотипной двучастной формы со смешным финалом — это обычно лишь текст, который можетстать анекдотом. По этой причине трудно признать в полном смысле анекдотами, например, следующие комические тексты, которые вполне независимы от речевых ситуаций и самодостаточно существуют как шутки, обычно публикуемые в юмористических сборниках, газетах или журналах:

Женщина покупает дорогую шубу в магазине и извиняется: — Простите, ради бога, что деньги такие мокрые! Муж так плакал, когда отдавал их мне…

— Доктор, у моей жены пропал голос! Она не может разговаривать! Что Вы посоветуете? — Попробуйте вернуться домой в 5 часов утра.

Не являются анекдотами, то есть жанровыми формами современного городского фольклора, и старые литературно-исторические анекдоты [16], поскольку они не отвечают всем перечисленным выше условиям уникальной стереотипности формы, содержания и функции рассматриваемого явления.

Для коммуникативной реализации устного текста в качестве анекдота как жанра русский язык выработал целый набор специальных фраз метатекстового включения, не принадлежащих к собственно тексту анекдота, но обеспечивающих введение актуального содержания в текст общей коммуникации:

— Кстати, на эту тему есть анекдот…

— Слыхали новый анекдот об этом?

— Это как в том анекдоте…

— А вот еще анекдот на эту тему…

— Ну ты прямо как в том анекдоте, когда муж из командировки возвращается…

Такого рода метатекстовые включения вместе со стереотипами формы, содержания и функции анекдота предопределяют соответствующий настрой слушающих, включение их в «театральное» действие, готовность к жанровому переключению речевого общения со сферы культуры на пародийную анти-культуру, на комизм, на узнавание и жанровые ожидания, которые затем рассказчик стремится

[28]

удовлетворить в процессе рассказывания, разыгрывания анекдота. Коммуникативная стереотипность придает анекдоту такое принципиальное свойство, как интертекстуальность, то есть включенность в другие тексты общего или специального назначения, в составе которых анекдот как интертекст может выполнять комплекс самых разных функций, сопровождающих комический эффект: рекреационных, игровых, сатирических, морализаторских и пр.

Обзор основных характеристик анекдота, а также все его стереотипы, формальные, содержательные и функциональные, формируют общий и главный признак анекдота как особого жанра устной речи — театральность. Театральность русского анекдота заключается в свойственном ему ритуале разыгрывания, специфической имитации театрального действия, представляемого одним «актером», говорящим, и рассчитанного на «зрителя», то есть на слушающего. Более того, некоторые анекдоты предполагают речевое участие партнера, реакцию на риторический вопрос:

— Что значит выпить на троих по-африкански, знаете?

Здесь обычна пауза рассказчика, переспрос, адресуемый собеседникам для усиления напряжения зачина: — Не знаете? Не слышали?И только после паузы, выдержки, заострения внимания слушателя следует комическая развязка:

— Двое пьют, а третьим закусывают!

На вопросно-ответной форме строится даже целая серия анекдотов про «армянское радио»:

Армянское радио спрашивают: — Чем отличается коньяк «три звездочки» и «пять звездочек»? Армянское радио отвечает: — Сами не знаем, из одной бочки разливаем!

Некоторые анекдоты плохо воспринимаются в записанном виде, поскольку содержание требует изображения «в лицах». Таков политический анекдот о президенте Лукашенко, рассказанный депутатом Государственной думы в одной из передач телевидения:

Лукашенко у телефона: — Да! Нет! Нет! Да! Да! Нет! Да!

Разыгрывание сопровождалось имитацией гневного разговора, характерными движениями, изображающими, как персонаж берет, держит, а затем в сердцах бросает телефонную трубку:

[29]

— Ну что за министры, никакой самостоятельности: картошку без президента перебрать не могут!

Как жанр устной речи городской анекдот очень часто является выражением специфической языковой игры. Все содержание анекдота, весь его комический потенциал в процессе «театральной инсценировки» подчинены главной цели: доставить удовольствие слушателю игровым эффектом содержания анекдота, а следовательно, получить его и самому рассказчику [17]. В этом существо игры как особого вида психической деятельности и языковой игры в том числе, которая строится на самых разнообразных лингвистических явлениях или эффектах: логико-смысловых, лексических, синтаксических и т.п. [18]. Такова, например, пародийно-комическая интерпретация аббревиатурым («метры» и «менты»), игра с омонимией формпoпаина попa, с многозначностью глаголанаходитьили с разными функциями словасобака:

Едут два новых русских на джипе и видят знак «ГАИ — 100 м». Один вынимает бумажник и начинает считать деньги. Потом тяжело вздыхает и говорит другу: — Слышь, Вован, на 100 ментов точно не хватит!

Штирлиц поставил чемодан на попа. Пастор Браун застонал.

К поручику Ржевскому обращается дама: — Поручик, как Вы находите мою грудь? — С трудом-с, мадам.

Армянское радио: — Как зовут собаку Брежнева? — Леонид Ильич.

Можно, следовательно, заключить, что стереотипность формы анекдота, ориентированной на передачу драматической событийности, на «сценическое» воплощение комического события, стереотипность пародийного содержания анекдота, передающего вымышленные действия типизированных персонажей-пародий, а также коммуникативная стереотипность анекдота как игрового комического интертекста в уместной ситуации, — всё это вместе составляет

[30]

комплексный типологический признак рассматриваемого явления: «театральность». Жанровую театральность русского анекдота следует понимать как имманентно присущую ему драматургичность, предполагающую разыгрывание рассказчиком ситуативно обусловленной комической пародии, вымышленной игровой ситуации, происходящей с типизированными героями.

IV. Жанровая уникальность русского анекдота. Анекдот как жанр относят, наряду с другими жанровыми разновидностями устной речи, к современному городскому фольклору. И это справедливо по целому ряду причин.

Во-первых, анекдот анонимен, и в этом принципиальная особенность фольклорного жанра. Даже если анекдот придуман говорящим, рассказчик предпочитает это не афишировать, отстраняется от авторства, иначе анекдот теряет объективную силу народности: совершенно исключены речевые ситуации типа «А вот я придумал анекдот…» или «Послушайте мой последний анекдот…».

Во-вторых, как уже отмечалось, первичная форма анекдота, подобно другим фольклорным жанрам, — устная: анекдот рассказывается, разыгрывается, притом обязательно в строгих рамках жанровой формы — шутливой пародии из соответствующей тематической серии. Даже письменные фиксации анекдота обычно предназначены для последующего их устного воспроизведения: «расскажи друзьям». В русской идиоматике существует даже устойчивое выражение травить анекдоты: рассказывать анекдоты один за другим, часто сериями, одной тематической группы.

В-третьих, как и всякий фольклорный жанр, анекдот многократно репродуцируется, передается от одного рассказчика другому. Известно выражение ходит анекдотилиходят анекдоты…Непременное следствие репродуктивности анекдота — вариативность. Как правило, анекдоты рассказываются с различными вариантами: в одних случаях вариативность оказывается издержкой устной передачи содержания, в других — следствием преднамеренной импровизации рассказчика, который стремится приспособить анекдот к актуальной ситуации или улучшить его на свой вкус. Более того, некоторые анекдоты в процессе репродукции приобретают различные варианты продолжения, развития содержания. Точно такой же вариативностью характеризуются и традиционные фольклорные жанры: сказки, частушки, бывальщины.

[31]

Но главная особенность современного анекдота — это «единственный в ХХ веке продуктивный жанр городского фольклора» [19]. В отличие от многих других живых фольклорных текстов, городской анекдот регулярно, систематически и в немалых количествах воспроизводится, откликаясь на все более или менее значимые события в стране и за ее пределами: так в течение 1990-х годов последовательно появлялись серийные анекдоты о компьютерах, пейджерах, многочисленные анекдотические истории «про новых русских». Многие сайты русского Интернета завели даже специальную рубрики: «новый», «последний» или «лучший» анекдот. Будучи текстом живой устной речи, анекдот рождается, становится популярным, стареет и умирает. Устаревают даже целые серии некогда популярных и удачных анекдотов (например, о дистрофиках, о Кашпировском, «армянское радио»). В массовом речевом обиходе утвердилось даже шутливое понятиеанекдот с бородой —старый, много раз слышанный анекдот, неудачно предлагаемый рассказчиком.

Итак, анекдот — уникальное, чрезвычайно развитое и продуктивное явление национальной русской культуры, имеющее собственную номинацию и собственные типологические черты: стереотипы формы, содержания и коммуникативного назначения. Анекдот — особый жанр устной речи, порожденный элитарной культурой интеллигенции, поддержанный традиционной культурой и ставший массовым проявлением современного городского фольклора в России.

Ефим Курганов. "Структурные особенности и проблема эстетического эффекта литературного анекдота": philologist — LiveJournal

Ефим Курганов - доцент русской литературы Хельсинкского университета. Автор книг: “Литературный анекдот пушкинской эпохи” (Хельсинки , 1995), “Анекдот как жанр” (СПб., 1997), “Опояз и Арзамас” (СПб., 1998), “Сравнительные жизнеописания. Попытка истории русской литературы” (2 тома; Таллин, 1999), “Василий Розанов и евреи” (СПб., 2000),и “Лолита и Ада” (СПб., 2001), “Похвальное слово анекдоту” (СПб., 2001), “Роман Достоевского “Идиот”. Опыт прочтения” (СПб., 2001), “Анекдот-символ-миф” (СПб., 2002) и др.

Ниже размещен фрагмент из новой книги Ефима Курганова "Анекдот и литературный быт (на материале русской жизни пушкинского времени)" (Азбуковник, 2017).

Введение в поэтику анекдота. Структурные особенности и проблема эстетического эффекта

В ходе осмысления русской прозы первой половины XIX столетия исследователи часто просто не могут миновать сферы анекдота, который занимал как бы промежуточную позицию между фольклором и письменной литературой. Но если для фольклористов анекдот давно уже является самостоятельным объектом изучения, то историк литературы нового времени, как правило, обращается к анекдоту только в связи с локальными темами, не ставя проблему в целом, даже не пытаясь взглянуть на анекдот как на полноправный литературный жанр. В результате круг рассказчиков и нередко авторов таких устных новелл не очерчен даже самым приблизительным образом. До сих пор не выделен и не классифицирован основной репертуар сюжетов. Отсюда, между прочим, идет довольно частая ошибка в общем понимании этой области литературного творчества: предполагается, что она принадлежит исключительно фольклорной сфере — по принципу бытования и часто отсутствию письменной фиксации, в то время как многие анекдоты имеют своих авторов, реальных героев и несут на себе явные следы индивидуальной художественной обработки.

Правда, в целом ряде случаев авторы остаются неизвестными, но и тогда они подразумеваются, в фольклоре же авторство просто исключено. Несомненно, бытование литературного анекдота весьма специфично по сравнению с другими видами художественного творчества, ибо тексты, относящиеся к рассматриваемому жанру, прежде всего не читаются, а рассказываются (впоследствии некоторые из них могут быть отмечены или даже реконструированы в письмах, дневниках, воспоминаниях, но происходит это именно потом, когда анекдот уже рассказан, и всегда выборочно, при этом авторы упоминаются, но, впрочем, могут быть и не указаны, хотя реально они всегда существуют). Но это еще не дает оснований ставить знак равенства между народным анекдотом и анекдотом, активно функционировавшим в системе культуры пушкинской эпохи. У последнего был не только особый круг авторов и определенный репертуар сюжетов.

Литературный анекдот конца XVIII – первых десятилетий XIX века обладал четкой и разработанной поэтикой. Это был жанр, имевший свои внутренние закономерности. Попытаемся хотя бы в общих чертах определить их, иначе тот материал, который в дальнейшем мы собираемся продемонстрировать и подвергнуть историко-литературному осмыслению, не сможет быть в полной мере понят. В основе анекдота (сейчас мы выделяем тот общий уровень его рассмотрения, когда нет еще четкого отграничения фольклорного от литературного) находится необычный, неожиданный случай, невероятное реальное происшествие, от которого мгновенно разбегаются токи по всему небольшому, компактному пространству текста, что и определяет его основной эстетический эффект.

В «Частной реторике» Н.Ф. Кошанского отмечено: «Цель его (анекдота. — Е.К.): объяснить характер, показать черту какой-нибудь добродетели (иногда порока), сообщить любопытный случай, происшествие, новость... Достоинство их: в новости, в редкости, в важности...» (Кошанский 1832: 65–66). Понимание новизны, неожиданности как ведущих черт анекдота органично входит и в определение жанра, данное в «Энциклопедическом лексиконе» А.А. Плюшара (автор статьи — А.В. Никитенко): «Анекдот (от греч. слов “А” не и “kdotos” изданный): 1) краткий рассказ какого-нибудь происшествия, замечательного по своей необычайности, новости или неожиданности, и проч.; 2) любопытная черта в характере или жизни известного лица и 3) случай, подавший повод к остроумному замечанию или изречению» (Никитенко 1835: 303).

Весьма существенно, что, подчеркнув неожиданность, даже невероятность случая, лежащего в основе анекдота, А.В. Никитенко затем непосредственно выделяет то место в структуре анекдота, в котором данная особенность с наибольшей полнотой, собственно, и реализуется: «Главнейшие черты хорошо рассказанного анекдота суть краткость, легкость и искусство сберегать силу или основную идею его к концу и заключить оный чем-нибудь разительным и неожиданным» (Никитенко 1835: 303). В русской филологической мысли проблемы поэтики анекдота не только не обсуждались, но не были даже и поставлены. В результате феномен российского анекдота совершенно не прояснен и не определен. Соответственно, внутренние законы жанра до сих пор не стали объектом специального изучения.

Поэтому стоит вспомнить и проанализировать так или иначе затронувшие феномен российского анекдота отдельные наблюдения, которые были сделаны в современных литературоведческих исследованиях. Тонкие, проницательные, хотя и высказанные вскользь, мимоходом, они могут оказаться исключительно важны для нас. Особый интерес, думается, представляет, при всей своей конспективности, замечание Ю.М. Лотмана, которое было сделано им в работе «Идейная структура поэмы Пушкина “Анджело”»: «Новелла тяготела к анекдоту — повествованию об одном крайне неожиданном, странном, загадочном или нелепом, но всегда выпадающем из естественного течения жизни событии. Этому соответствовали резко выделенные признаки начала и конца текста» (Лотман 1973а: 14)

Конечно, важна мысль исследователя о структурной значимости финала в анекдоте, но все-таки наиболее ценно указание на общую тенденцию жанра, а именно на то, что в центре анекдота находится событие, выпадающее из повседневного течения жизни. Уточним только данное положение. В основе анекдота, как правило, лежит маловероятное происшествие, но представлено оно как случай из жизни. Внутренняя антиномичность, принципиальное несовпадение обещания с результатом, преподнесение откровенной «небывальщины» как самой очевидной реальности и определяют в главном суть той эстетической игры, на которой и строится анекдот. Более того, подача события во многом достаточно фантастичного (и это при том, что его необычность и даже нелепость не только не скрыты, а, наоборот, подчеркнуты, выделены), как случая из жизни, как факта быта и есть то, что, собственно, определяет феномен анекдота.

Рассказчик обычно оговаривает фактическую точность случая, но одновременно его нереальность, или во всяком случае неожиданность, что проявляется достаточно явно, входя в эстетическое «задание» текста. Тут стоит напомнить весьма любопытное наблюдение, которое сделал в свое время В.Э. Вацуро. Определяя источники сюжетов, которые легли в основу пушкинских «Повестей Белкина», он в их числе особо выделяет анекдоты: «Итак, определяется круг произведений и сюжетов, послуживших основой или отправной точкой для “Повестей Белкина”. Они принадлежат комедии, нравоучительной и сентиментальной повести, наконец, особому жанровому образованию, существовавшему с XVIII века и сохранявшемуся в русских журналах еще в начале 1820-х гг. — “справедливой” или “полусправедливой” повести. В 1820-е годы так обозначался анекдот, достоверность которого специально оговаривалась, — именно потому, что по интриге и происшествиям он был совершенно недостоверен, даже невероятен» (Вацуро 1981: 26).

Данное наблюдение фактически далеко выходит за рамки проблемы уяснения истоков «Повестей Белкина». В частности, указание на недостоверность «справедливой» повести, представляемой как случай из жизни, проясняет одно из определяющих качеств анекдота как литературного жанра. Подчеркивание достоверности того случая, о котором повествуется, и одновременно подача сигналов, свидетельствующих о невероятности происшествия, — все это не только не содержит внутреннего противоречия, а, наоборот, совершенно органично, ибо помогает определить грань, отделяющую художественный текст от событий непосредственной реальности, от быта как такового. Иными словами, анекдот декларируется как случай из жизни, как нечто абсолютно достоверное и «справедливое», и в то же время он откровенно, преднамеренно необычен, странен, невероятен. Столкновение этих двух полюсов и рождает особую эстетическую реальность текста, кстати, определяя во многом и построение анекдота.

Совершенно очевидны компактность анекдота и исключительно быстрый темп. В вихрь сюжетного развития оказываются вовлеченными элементы, как-то не очень друг с другом стыкующиеся, элементы разных систем. Но никакой ошибки нет. Такова логика анекдота, как раз и придающая ему особую прелесть и своеобразие. Предельная сжатость и концентрированность анекдота, его предельная динамичность имеют особый характер, определяясь ведущей внутренней тенденцией жанра, тем, что анекдот развертывается как невероятное реальное происшествие. Дело даже не в том, что действие протекает необыкновенно быстро; важно то, что при этом происходит смена осевых координат, что событие, включенное в реально-бытовой план, вдруг (обычно это присходит в финале) начинает приобретать черты явной фантастичности, и в результате на передний план обязательно выходят нелепость, странность, неожиданность.

Выше уже приводилось интересное и важное наблюдение Ю.М. Лотмана. Исследователь отметил огромное значение для анекдота начала и конца, зачина и финальной формулы. С этим наблюдением стоит соотнести вывод, который был сделан на материале советского анекдота: «Самое важное неожиданная, коронная концовка, с которой, надо думать, и начинается процесс формообразования анекдота — от конца к началу» (Синявский 1981: 174). О функции финала в анекдоте еще в 20-е годы нашего столетия писал Л.П. Гроссман в эссе «Искусство анекдота у Пушкина»: «Сжатость передачи, веселый и эпиграмматический тон в изложении необычного и неожиданного случая, игривость или памфлетичность заключительной реплики, умение сгустить и усилить эффект конца, сосредоточить все значение маленького рассказа на его острие — таковы были основные признаки этой повествовательной миньятюры» (Гроссман 1923: 44).

В приведенном определении точно схвачены важнейшие особенности анекдота как жанра, и при этом подчеркнуто, что его эстетическая сверхзадача обычно реализуется буквально в последних строчках, сгущаясь, концентрируясь в финале. Но вместе с тем та импрессионистическая формула жанра, что была предложена Л.П. Гроссманом, носит слишком общий характер. Причем в последующие десятилетия она никем так и не была раскрыта, уточнена, развернута. Ценные, но слишком уж беглые наблюдения была сделаны И.Н. Сухих (Сухих 1987: 52–56). Кроме того, А.М. Панченко высказал ряд принципиально важных соображений о природе анекдота; некоторые из них касались и специфики его построения. Все это было отмечено опять-таки вскользь, попутно — в общем обзоре русской литературы XVII столетия.

Прежде всего исследователь сопоставляет анекдот и новеллу и, в частности, выделяет несколько общих черт, роднящих два этих жанра; наиболее подробно он говорит о роли финала в анекдоте и в новелле: «Человеку, сведущему в новеллистическом жанре, несложно, познакомившись с экспозицией, предсказать течение сюжета. Используя трехчленные конструкции, анекдот и новелла как бы приглашают к такому предсказанию; ясно, что во втором и третьем элементах произойдет то же самое, что и в первом. Мы наперед знаем: в “Повести о Карпе Сутулове” попу и архиерею дорога туда же, куда попал Афанасий Бердов, — в Татьянин сундук. Такое “топтание на месте” подготавливает финальный ход. Он непредсказуем. Он выглядит как сюжетный нонсенс. (Сцену дележа денег между воеводой и Татьяной нельзя предугадать по следующей причине: хотя автор, как и подобает новеллисту, не интересовался психологией персонажей, но в читательском восприятии поступки героини включались в oпределенную шкалу ценностей. Татьяна казалась читателю настолько добропорядочной, что он “не ожидал” от нее участия в дележе).

Именно здесь в чистом виде проявляется “занимательность”. Читатель убеждается, что новизна, неожиданность, непредсказуемый сюжетный поворот эстетически значимы и эстетически притягательны» (Панченко 1981: 378; см. также: Панченко 1984: 113–116). Итак, основное пространство анекдота — это «топтание на месте» перед острым, неожиданным финальным рывком. Причем последний непредсказуем, что во многом и порождает занимательность текста, определяет его фокус, весь его художественный смысл. Такова в общих чертах суть концепции, предложенной А.М. Панченко.

В целом она представляется совершенно бесспорной. Добавим только, что финал анекдота, как нам кажется, не только неожидан и непредсказуем — он при этом зачастую еще и отделен от основного текста, как бы не вытекает из него, противоречит ему, изнутри взрывает сюжет, заставляя его играть и искриться. Очень часто завершающая реплика фактически не заключает текст, а спорит с ним, переворачивает его, кардинально смещает акценты. И только тогда реконструируемое событие обретает контуры подлинно эстетической игры, становится художественным текстом, а не заурядным бытовым эпизодом, как могло показаться вначале. Рассказчик не стремится ввести в заблуждение, обмануть — он играет, импровизирует, творит, надеясь прежде всего произвести именно эстетический эффект. В этом смысле финал текста отрицает все предыдущее изложение, строившееся как будто в виде обычной похвальбы, отрицает стереотип читательского, а точнее слушательского восприятия и в итоге придает всему анекдоту особую остроту, делая его фактом подлинного творчества.

Обратимся к одному весьма выразительному примеру, а именно к устному рассказу А.С. Пушкина в записи В.А. Соллогуба, который был опубликoван и прокомментирован В.Э. Вацуро: «... Было уже за полночь. Вдруг дверь с шумом отворилась. Вбежал сторож впопыхах, объявляя, что за ним идет государь. Павел вошел и в большом волнении начал ходить по комнате; потом приказал чиновнику взять лист бумаги и начал диктовать с большим жаром. Чиновник начал с заголовка: “Указ его императорского величества”, — и капнул чернилами. Поспешно схватил он другой лист и снова начал писать заголовок, а государь все ходил по комнате и продолжал диктовать. Чиновник до того растерялся, что не мог вспомнить начала приказания и боялся начать с средины, сидел ни жив ни мертв перед бумагой. Павел вдруг остановился. Дрожащий чиновник подал ему лист, на котором был записан заголовок и больше ничего.
— Что же государь? — спросил Пушкин.
— Да ничего-с. Изволил только ударить меня в рожу и вышел» (Вацуро 1974а: 100).
Анализируя этот текст, В.Э. Вацуро отмечает: «Напряжение разрешается резким спадом, производящим впечатление комического облегчения по контрасту с ожидаемым» (Вацуро 1974а: 103).

Действительно, взамен расправы, на которую был так скор этот император, совершенно неожиданно последовало — «изволил только ударить меня в рожу и вышел». Эти слова и представляют «соль» анекдота, что обусловлено не только особенностями приведенного текста, но и самим характером жанра, предполагающего не просто непредсказуемый конец, как считает А.М. Панченко, а конец, противоположный ожидаемому, как будто не вытекающий из основного сюжетного развития анекдота. Интересно, что понимание его внутренних законов, его природы проявилось у Пушкина и в ряде произведений, формально, казалось бы, и не связанных с миром анекдота. Так, на протяжении практически всего сюжетного пространства «Графа Нулина» как будто доказывается исключительная супружеская верность Натальи Павловны, но буквально в последних строках поэмы автор дает понять, что Наталья Павловна, столь стойко и решительно оборонявшаяся от ухаживаний графа Нулина, хранит верность вовсе не мужу, а своему возлюбленному — помещику, живущему по соседству. Тем самым в финале поэмы происходит отрицание того, что как бы утверждалось всем предыдущим развертыванием сюжета.

Показательно, что именно с учетом финала совершенно новыми и неожиданными оттенками начинает окрашиваться первая строка поэмы («Пора, пора! Рога трубят...»), вдруг высвечивается ее второе, двусмысленное значение, актуализируются сюжетно-тематические узлы, которые раньше были в тени и практически не ощущались. Иными словами, сработал механизм, обнаживший в нужный момент скрытый резерв, сработал, чтобы застать врасплох читателя, уже настроившегося на определенную психологическую волну. Такой характер финала, который можно сравнить разве что с внезапно обнаруженной засадой, явно соотносится с доминантной особенностью анекдота как жанра.

Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky

Анекдот как жанр фольклора

и явление массовой культуры
ВВЕДЕНИЕ.
В наше время проблемы фольклора становятся все более и более актуальными. Ни одна гуманитарная наука – ни этнография, ни история, ни лингвистика, ни история литературы – не могут обходиться без фольклорных материалов и изысканий. «Разгадка многих и очень многих разнообразных явлений духовной культуры, - утверждает В.Я.Пропп, - кроется в фольклоре» [18, с.158].

Под фольклором В.Я.Пропп понимает «творчество социальных низов всех народов, на какой бы ступени развития они ни находились» [18, с.158].

Изучение фольклора не может ограничиться генетическими изысканиями. Далеко не все в фольклоре восходит к первобытности и объясняется ею. Фольклор – явление исторического порядка, а фольклористика является исторической дисциплиной.

Старое переосмысляется, причем видов переосмысления чрезвычайно много. Переосмысление состоит в изменении старого соответственно новой жизни, новым представлениям, новым формам сознания.

Ведь анекдот до того, как стать досужей короткой смешной историей, рассказываемой как бы между прочим в теплой компании, прожил в цивилизованной культуре несколько столетий сначала как богословская притча, рассказываемая проповедником пастве для более наглядного понимания абстрактных положений того или иного учения, затем - как достоверная поучительная история из жизни общеизвестных исторических личностей. И даже будучи достоянием современного городского фольклора, анекдот ничуть не утратил способности устами своих героев выражать определенные философские взгляды.

В нашем исследовании мы рассмотрим особенности анекдота как жанра, сферу и принципы его функционирования, наметим основные отличия его от сказки, к которой причисляет его В.Я.Пропп (см.ниже), а также обозначим этапы развития анекдота в ХХ веке, т.к. именно в ХХ веке анекдот является «единственным продуктивным жанром городского фольклора» (В.Руднев: 22, с.10).

АНЕКДОТ

КАК ЖАНР ФОЛЬКЛОРА

И ЯВЛЕНИЕ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ

Один из самых полных списков видов и форм фольклора как комплекса вербальных и невербальных явлений духовной культуры предложен А. Дандесом [цит. по: 11, с.15].

Одну группу составляют мифы, легенды, сказки, шутки (анекдоты - jokes), заклинания (charms), суеверия, благословения (blessings), пословицы, загадки, песнопения (chants), проклятия (ругательства - curses), клятвы, оскорбления, остроты (колкости - retorts), насмешки („шпильки" - tаunts), поддразнивания (teases), тосты, скороговорки, приветственные и прощальные формулы. В следующей группе соседствуют танцы, драма (и представления мимов), искусства, верования, медицина, инструментальная музыка, песни, диалектная речь, сленг, сравнения, употребляемые в обыденной речи, метафоры, имена, прозвища, названия мест.

Далее следует раздел folk poetry: от устной - эпоса - до рукописных сборников стихов, эпитафий, надписей на стенах и в общественных местах, стихов, сопровождающих скакание через веревочку (ballboun-cing rhymes), стихов при игре пальцами рук и ног.

Наконец, список завершается играми, жестами, символами, молитвами (перед едой и после еды) и просьбами, грубыми шутками, народной этимологией, рецептами блюд, стегаными и вышитыми узорами, выкриками уличных торговцев, традиционными сигналами, призывающими животных или заключающими команду, к ним обращенную, штампами на конвертах и традиционными репликами, после чиханья например, а также крупными формами - фестивалями, праздничными обрядами, специально отмеченными днями.

Стороннего читателя может смутить не только обилие рубрик, но и их группировка. В списке множество неканонических форм, плохо укладывающихся либо даже вовсе не укладывающихся в привычную жанровую обойму. Признавая, что список этот отражает размытость критериев, отсутствие ясных границ, разделяющих предметное поле фольклористики, этнографии и лингвистики, мы можем отметить, что за его пестротой и внешней неупорядоченностью кроется понимание фольклорности как некоего интегрирующего начала. К тому же список по существу открыт для включения в него материалов любой этнической культуры и вновь открывающихся фактов.

Г.Л.Пермяков в своем исследовании фольклорных жанров называет анекдоты наиболее короткими из сверхфразовых клише, ставя их в один ряд с побасенками и находя в них «исключительное смысловое и внешнее сходство с пословичными изречениями» [14, с.162].

Ср. у Даля: «короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае; байка, баутка» [6, с.43].

Интерпретацию понятия «анекдот» мы находим у А.И.Горшкова, который разграничивает анекдот как вид фольклора, народной словесности («короткий устный шуточный рассказ с неожиданным, остроумным концом» [5, с.189]), и один из видов книжной эпической словесности. Автор утверждает, что впервые анекдотами назвали описанные византийским историком Прокопием Кесарийским в «Тайной истории» (VI в.) случаи из частной жизни императора Юстиниана и его придворных.

В своей книге «Поэтика фольклора» В.Я Пропп, рассматривая фольклорные жанры, не уделяет анекдоту должного внимания, что является, на наш взгляд, неправомерным. Ученый называет анекдот чисто формальной категорией, которая «не составляет… особого вида народного творчества, отличного от новеллистических сказок о людях» [15, с.32]. Исследователь подчеркивает также, что в фольклоре границы между бытовыми сказками о людях анекдотами не устанавливаются.

Такое совершенно неоправданное отрицание анекдота как жанра, механическое его отнесение к сказке привело к тому, что так называемые бытовые (новеллистические) сказки процентов на восемьдесят являются чистейшими анекдотами. В результате не просто отрицается бесспорно существующий жанр анекдота, но и размывается понятие бытовой сказки.

Рассмотрим, чем же анекдот принципиально отличается от сказки.

В своей книге «Анекдот как жанр фольклора» Е.Курганов разграничивает анекдот фольклорный и анекдот литературный, опираясь на характер контекстуальности этих двух разновидностей: в фольклорном анекдоте важен «общий контекст ситуации (логико-психологический)», в литературном – «культурно-исторический (воскрешение быта, нравов, характеров)» [8, с.10].

Исследователь утверждает также, что анекдот претендует на действительность рассказываемого случая, как в первой, так и во второй своей ипостасях. Он может быть странен, невероятен, необычен, но претензия на достоверность в нем совершенно незыблема. Сочетаемость в нем двух статусов (невероятность и одновременно достоверность, психологическая возможность события) как раз и создает основу для принципиального отличия его от сказки. Сказка забавляет, развлекает (в нее не верят), а анекдот, при всех своих странностях претендующий на принадлежность к этому миру, открывает, обнажает.

Мы выделим также еще одно отличие анекдота от сказки – функциональное. Оно определяется тем, что сказка дискретна, самодостаточна и довольно безразлична к контексту. Анекдот же сам по себе просто не нужен, по-настоящему понятным он становится только в контексте. Да и существует анекдот, будучи подключенным к чему-то и введенным во что-то, и введенным отнюдь не случайно и не произвольно, правда, может быть, спонтанно, но внутренне оправданно. Е.Курганов называет этот факт «местом в речи» [8, с.13].

Анекдот остро чувствует свое место в разговоре, будучи связан с его направлением и тенденциями.

Риторика анекдота – «курьезная риторика окказионального, ситуативного, диалогизированного слова» (Арутюнова, Падучева: 2, с.8). Диалог персонажей, как правило, является сюжетообразующим в анекдоте. При этом и сам текст анекдота в немалой степени зависим от диалогической ситуации рассказывания, поскольку оно существенным образом ориентировано на непосредственную ответную реакцию. Поэтому анекдот невозможно рассказывать себе самому, тогда как притчу - в принципе - можно, припоминая и примеряя ее содержание к собственной ситуации жизненного выбора. Риторический предел, до которого анекдот легко может быть редуцирован, - комическая апофегма, то есть острота (или острота наизнанку: глупость, неуместность, ошибка, оговорка). Здесь слово деритуализовано, инициативно, личностно окрашено, поэтому противоположным полюсом анекдотического дискурса выступает исповедальное слово (исповедь далека от дискурсивных стратегий сказания или притчи, это "саморазоблачение" есть до известной степени "анекдот" о себе самом).

Л.Н. Толстой в "Войне и мире" дал развернутую картину ситуации, когда и зачем рассказывают анекдот. В самом начале романа, в сцене у Анны Павловны Шерер, есть эпизод, когда Пьер Безухов и Андрей Волконский своими не в меру умными и оттого бестактными разговорами чуть было не сорвали "веретена" светской беседы, и тогда выскочил молодой князь Ипполит Курагин и со словами "А кстати..." начал совершенно некстати рассказывать глупый анекдот про даму, которая вместо лакея поставила на запятках кареты горничную высокого роста, и как из-за сильного ветра волосы у нее растрепались, "и весь свет узнал...". Этот действительно очень глупый анекдот, тем не менее, выполнил свою функцию разрядки напряженности в разговоре; все были благодарны шуту князю Ипполиту, как, вероятно, бывали благодарны в средние века придворные, сказавшие что-то некстати, шутам, которые дерзкой или абсурдной шуткой сглаживали возникшую неловкость.

У анекдота есть свое место в разговоре. Он должен появиться обязательно к месту, и его главный смысл, то, что дает ему художественное оправдание, заключается прежде всего в точности попадания.

Итак, уместность есть центральное эстетическое требование, предъявляемое к жанру. Анекдот, рассказанный невпопад, становится совершенно ненужным, самоуничтожается. Текст начинает рушиться буквально на глазах. Доминантное для анекдота требование уместности определяется, в свою очередь, ситуативной прикрепленностью: законы и тенденции сложившейся ситуации отбирают определенного типа тексты.

Анекдот подключается к текстам, относящимся к областям и разговорного, и письменного творчества, чтобы в парадоксально заостренной форме обнажить, раскрыть явление, особенность нравов, черту реальной личности или целого типа. Это и есть доминантная эстетическая функция анекдота.

Как утверждает В.Руднев, «сердцевина анекдота, его пуант (неожиданная развязка) осуществляет разрядку напряженности, возникшую в разговоре, и тем самым посредническую (медиативную) функцию, выводящую говорящих из неловкого положения или просто затянувшейся паузы» [22, с.23]. Поэтому анекдот рассказывается особым человеком, который хорошо владеет речевой прагматикой, с легкостью умеет разрядить атмосферу. В культуре такой герой называется трикстером (от нем. Trikster - шутник, плут). Он посредник между богами и людьми, между жизнью и смертью.

Знание имен и способов обозначения персонажей является необходимым условием успешного процесса рассказывания и адекватного понимания анекдота. Выбор названий из определенной языковой подсистемы характеризуется социальными установками говорящего (Крысин: 7, с.48).

Этот механизм анекдота описывает З. Фрейд:

В одном американском анекдоте говорится:

Двум не слишком щепетильным дельцам удалось благодаря ряду весьма рискованных предприятий сколотить большое состояние и после этого направить свои усилия на проникновение в высшее общество. Кроме всего прочего, им показалось целесообразным заказать свои портреты самому известному и дорогому художнику города. [...] На большом рауте были впервые показаны эти картины. Хозяева дома подвели наиболее влиятельного критика к стене, на которой оба портрета были повешены рядом, в надежде выудить восторженную оценку. Тот долго рассматривал портреты, потом покачал головой, словно ему чего-то недоставало, и лишь спросил, указывая на свободное пространство между двумя портретами: "And where is the Savior?" [А где же Спаситель?] [...]

Рассматривая данный пример в статье «Анекдот» «Энциклопедического словаря культуры ХХ века» В. Руднев поясняет, что вопрос позволяет нам догадаться, что вид двух портретов напомнил критику такой же знакомый ему и нам вид, на котором был, однако, изображен недостающий здесь элемент - образ Спасителя посредине двух других портретов.

Существует один-единственный вариант: Христос, висящий между двумя разбойниками. «На недостающее и обращает внимание острота. Оно может заключаться только в том, что довешенные в салоне портреты - это портреты преступников. Критик хотел и не мог сказать следующее: "Вы - два мерзавца, в этом я уверен"» [22, с.22].

Критик в рассказе Фрейда осуществил чрезвычайно сложный вид косвенного речевого акта (сравните: "Нам всем было бы лучше, если бы вы слегка сбавили тон" вместо "Замолчите немедленно!").

Как же работает смысловой механизм анекдотического пуанта? Советский лингвист и семиотик В.В. Налимов объясняет его примерно так. У слова много значений, одни из них прямые, другие переносные, косвенные. Чем более значение удаляется от прямого, тем менее оно вероятно, более неожиданно. Тот, кто хорошо рассказывает анекдот, тем самым хорошо владеет "хвостовой частью" множества значений слова. Тот, кто хорошо понимает анекдот, должен как минимум знать язык, на котором рассказывается анекдот, в совершенстве (см.12). Анекдот - это фольклор, в нем большую роль играет сюжет. Как в любом сюжете, в анекдоте используется то, что одно значение слова можно принять за другое:

Старшина командует кроссом: «Бежим от меня и до следующего дуба!».

Поэтому в основе любого сюжета лежит анекдот.

То, что финал анекдота должен быть неожиданным, непредсказуемым, разрушающим стереотипы традиционного восприятия, - это очевидно. Но вслед за фиксацией той совершенно особой роли, которую играет в процессе развертывания анекдота финал, естественно встает вопрос: каким же образом достигается этот эстетический эффект непредсказуемости, проявляется ли здесь какая-либо закономерность?

Специфическое построение анекдота, его исключительный динамизм во многом определяет закон пуанты.

Анекдот, как известно, может состоять всего из одной строчки:

Колобок повесился.

Негр загорает.

Буратино утонул,

а может представлять собой, при неизбежной скупости деталей и характеристик, более или менее развернутый текст, прообраз новеллы. Но в любом случае в анекдоте с первых же слов задается строго определенная эмоционально-психологическая направленность. И в финале она обязательно должна быть смещена, нарушена. Заключительная реплика принадлежит уже совершенно иному эмоционально-психологическому измерению. При этом обычно происходит резкая смена смысловых значений: действующие лица анекдота вдруг оказываются говорящими как бы на разных языках:

Чукча идет по улице, ведет за собой двух коров и несет бас-трубу. У него спрашивают:

Ты куда?
Однако геологи говорят: мы в баню всегда с телками ходим!
А зачем труба?
Однако всю ночь гудеть буду!

Возникающая ситуация не диалога и есть эстетический нерв анекдота. Главное заключается не в комизме, а в столкновении разных конструктивных элементов, в «энергии удара» (Е.Курганов: с.31), в сцеплении принципиально не совпадающих миропониманий. Достоверное, убедительное, эффектное соединение несоединимого и объясняет характер острия анекдота.

Вообще жанр в целом представляет собой психологический эксперимент – моделирование неожиданной, трудно представимой ситуации. При этом совершенно обязательным является условие, что ситуацию нужно показать именно как реальную (см. выше отличие анекдота от сказки). Ни в коей мере не должно возникнуть ничего похожего на произвольное, эклектичное, искусственное соединение разных психологических структур. Оно обязательно должно быть так или иначе мотивировано:

Раз при закладе одного корабля государь спросил Нарышкина: «Отчего ты так невесел?» – «Нечему веселиться, - отвечал Нарышкин, - вы, государь, в первый раз в жизни закладываете, а я каждый день».

Мгновенное переключение в финале эмоционально-психологических регистров и есть закон пуанты в анекдоте.

Остановимся также на такой особенности анекдота, как сериальность. Она связана с его принципиальной недискретностью, разомкнутостью, с неспособностью находиться в изоляции – отсюда тяга к постоянным сцеплениям и переплетениям. Причем реально анекдот не так уж часто существует в виде большого развернутого блока. Он жанр в высшей степени мобильный – ему нужно быть предельно подвижным, ибо преимущества его во многом связаны с возможностью маневрирования. Просто анекдот включается в разговор под знаком того или иного анекдотического эпоса, т.е. за ним тянется своего рода шлейф.

Фактически сериал, анекдотический эпос, блок текстов держится в памяти, объединенный, сцементированный репутацией героя (например, анекдоты о Василии Ивановиче Чапаеве, Штирлице, Винни-Пухе, новом русском и т.п.).

Важно знать даже не имя героя, а хотя бы иметь представление об определенной репутации, которая указывает на принадлежность к тому или иному структурному типу. Впрочем, в литературном (историко-биографическом) анекдоте очень важно и имя, ибо он сильно индивидуализирован. Но решающее значение все-таки имеет консервация в памяти традиционного анекдотического типа как той основы, на которую как раз и происходит наращивание соответствующей группы сюжетов.

Итак, устойчивая тяга к сериальности – внутреннее свойство анекдота. Внешнее воплощение возможно, но совсем не обязательно. Этот механизм описывает Е.Курганов: «Но все это, конечно, касается устного варианта функционирования цикла, предполагающего наличие своей аудитории – хранительницы целого набора кодов, механизмов памяти ряда анекдотических эпосов» [8, с. 56].

Именно поэтому анекдот является явлением массовой культуры. Появляясь в другой культурной среде, анекдот и звучит по-другому, отвечая на те эмоционально-эстетические сигналы, которые излучает новая среда. Сюжет, воскрешающий забытые, малоизвестные штрихи ушедшей в прошлое эпохи, спонтанно или же осознанно попадая в другой исторический или же культурный срез, начинает отражать и его. Возникают любопытные аналогии, ассоциации.

Постоянно происходит проверка степени психологической убедительности и силы концентрированности текстов. Репертуар активно функционирующих анекдотов находится в процессе постоянного обновления. Это прежде всего объясняется его исключительной контекстуальностью. Без соответствующего историко-бытового обрамления силу притягательности анекдота уяснить трудно. С изменением ситуации меняется и анекдот, остро реагируя на перемену обстановки.

Понятие анекдота в XIX веке было вплетено в контекст подхода к истории в декабристских кругах: философско-публицистический подход противостоял взгляду на историю «как на цепь анекдотов – описаний пикантных происшествий из жизни двора», утверждает Ю.М.Лотман в «Комментариях к «Евгению Онегину» [9, с.556]. Вспомним, у А.С.Пушкина:

Он рыться не имел охоты

В хронологической пыли бытописания земли;

Но дней минувших анекдоты,

От Ромула до наших дней,

Хранил он в памяти своей [18, с.8].

С тех пор название «анекдот» стало применяться к коротким рассказам об остроумных высказываниях и находчивых ответах исторических лиц, о поучительных или забавных происшествиях из их жизни. Анекдоты о русских деятелях XVIII века постоянно собирал и записывал Пушкин. Именно по записи Пушкина мы знаем о знаменитом ответе Ломоносова фавориту императрицы Елизаветы:

Шувалов, заспорив однажды с Ломоносовым, сказал ему сердито: «Мы отставим тебя от Академии». – «Нет, - возразил великий человек: - Разве Академию отставите от меня» [цит. по: 5, с.189].

Биографическая мелочь, этюд, деталь быта, писхологическая характеристика – из этих как будто незначительных и явно внелитературных форм вырос особый жанр, причем вырос в процессе противопоставления большим классицистским формам. Может быть, поэтому анекдот прежде всего стал выполнять функцию дегероизации.

Отталкивание от внешне грандиозных и во многом искусственных конструкций вывело в центр и сделало полноценным и очень нужным жанром живую деталь, подробность, острый, резкий штрих, нелепый, неожиданный случай – то, что потом кристаллизовалось и художественно оформилось в анекдоте.

Точно так же и в ХХ веке неприятие советского официоза, потребность в дегероизации привели к повышению художественного статуса анекдота, к мощной активизации его творческого потенциала (Абрам Терц, Вен.Ерофеев, С.Довлатов). Анекдот для андеграунда оказался просто необходим.

Понадобилось буквально все: его жанровая специфика, его традиции, его склонность к обнажению реальности, к «решительному соскабливанию с реальности слоев внешней, формальной этикетности» (Е.Курганов: 8, с.66). Анекдот в эстетическом подполье легко и органично, ничуть не изменяя себе, стал обвинительным документом, убедительным свидетельством аномальности мира.

В ХХ веке анекдот стал важнейшим жанром городского фольклора: смешная, горькая, злободневная, зачастую непристойная миниатюра-притча. Свобода слова в СССР существовала только в жанре анекдота, и власти - Ленин-Сталин-Хрущев-Брежнев-Андропов - ВЧК, ОГПУ, НКВД, КГБ - не смогли истребить, запретить ни сами анекдоты, ни уничтожить (главное) их анонимных авторов и рассказчиков.

Можно предположить, что в обществе нужна некая средняя политическая ситуация для того, чтобы был необходим анекдот, как он был необходим в брежневское время.

Ведь сам Леонид Ильич был как будто создан для анекдота. Не злодей и не герой - посредник между мертвым Сталиным и еще управлявшим лишь Ставропольской областью Горбачевым. Идеальный герой для анекдота - Василий Иванович Чапаев, он осуществляет посредничество между официозной напряженной идеологией большевизма (Фурманов) и спонтанным народным началом (Петька и Анка) - он одновременно герой и шут.

Тогда можно спросить: почему такое количество анекдотов про Штирлица? Неужели и его можно назвать трикстером? В определенном смысле это так и есть.

Фигура Штирлица и сам фильм "Семнадцать мгновений весны", сделанный и показанный в самый разгар застоя, осуществлял медиативную (противоположную диссидентской) позицию внутренней эмиграции. Штирлиц - свой среди чужих и потенциально, конечно, чужой среди своих - осуществлял посредничество между официозным, "надутым" брежневским взглядом на культуру, в том числе на отечественную войну, и интеллигентским углубленно-интеллектуальным пониманием того, что "все не так просто".

70-е годы - эпоха подлинного расцвета анекдота, этого последнего живого жанра русского фольклора. Кстати сказать, тогда же, в 70-е, была издана последняя Большая советская энциклопедия. Если она была внушительным сводом того, что думает официальная власть о себе, стране и мироздании в целом, то собранные вместе анекдоты тех лет есть не менее авторитетный свод того, что думал о власти, стране и мироздании народ. И только сопоставив ту энциклопедию с этой, изустной, можно понять, что из себя представлял в последние годы своего могущества Советский Союз.
Тоталитарная власть выдавала желаемое за действительное, однако время от времени ей приходилось говорить в своей энциклопедии что-то типа "дважды два - четыре" или "Пушкин - великий русский поэт".

А народ в своей "энциклопедии", в анекдоте, шел как бы по пятам за властью и приговаривал: "Врешь! Врешь! Врешь!" Причем это "врешь!" мало-помалу стало относиться ко всему -- и к "дважды два", и к Пушкину в том числе. Народ голосом своей смеховой культуры пошел "в отказ" от всех вообще ценностей, ответил на лицемерие власти тотальным цинизмом:

Летит над землей великий и ужасный Конец Всему. С похмелья после вчерашнего, а потому настроение у него скверное. Как увидит, что внизу, - мечет громы и молнии, сжигает дотла. Вдруг смотрит: на краю поля хибарка кривая-косая, полуразвалившаяся. Он в нее молнией - стоит хибарка, не горит, он в нее смерчем - стоит, не валится. Что такое? Спускается Конец Всему на землю, заходит в хибарку и видит: на дырявом полу, в лохмотья завернувшись, безмятежно дрыхнет Все По Фигу.

Философия понятная: если надо мной властвует некая непреодолимая сила, то спастись от нее я могу одним-единственным способом - никаких ценностей (ни материальных, ни духовных) не иметь. Легко разворачивается этот образ и в будущее: настоящий Конец Всему (и даже конец Конца Всего) наступает тогда, когда всем Все По Фигу.

И еще один многозначный анекдот из тех времен: в нем содержатся одновременно и диагноз, и прогноз. Анекдоты этого типа назывались тогда почему-то "абстрактными" и мата, как правило, не содержали.

Сидят на дереве два верблюда. Вдруг видят: летит стая напильников. И вожак кричит:

- Эй, верблюды, где тут север?!

- Нале-е-ево, - меланхолически тянет двугорбый король пустыни, и стая со свистом заворачивает.

А на горизонте появляется другая стая, и ее вожак трубит еще громче:

- Эй, верблюды, где тут север?!

- Напра-а-аво, - отвечает все тот же верблюд, задумчиво сплевывая.

Тут просыпается второй верблюд и спрашивает у товарища с некоторым даже беспокойством:

- Слушай, верблюд, ты почему одним сказал - налево, а другим - направо?

- Все равно не долетят: заржаве-е-еют.

Эта байка давала универсальный критерий отношения к жизни в абсурдном и разлагающемся обществе. Наблюдая, например, по телевизору за церемонией забивания "золотых костылей" при завершении строительства БАМа, можно было уверенно цедить: "заржаве-е-еют", а ознакомившись с очередным "решающим" постановлением партии и правительства, отмахиваться: "не долетят". А на вопрос из-за рамок анекдота ("Да почему же не долетят, почему заржавеют?") дать и вовсе исчерпывающий ответ: "Потому что напильники".

В конце 60-х-начале 70 годов городская культура получила новый источник анекдотов – на экран вышли мультфильмы о Винни-Пухе и Пятачке (реж. Ф.Хитрук), Чебурашке и Крокодиле Гене (реж. В. Качанов). Сразу стали популярны цитаты из мульфильмов: "Кто ходит в гости по утрам", "Входит-выходит", "Мой любимый цвет, мой любимый размер", "Хорошо, что вы... зеленый и... плоский". Песни и отдельные фразы из этих мультфильмов оказываются хорошими материалом для перефразирования в текстах школьных переделок. Ср., например:

- Куда идем мы с Пятачком?

- Конечно, в гастроном.

Имена героев мультфильмов проникли и в современный жаргон.

Популярность Винни-Пуха. Чебурашки и компании поддерживалась еще и их функционированием в книжной среде, хотя, конечно, основную роль в образовании анекдотов сыграли все-таки мультфильмы: во-первых, в анекдотах пародируются фразы и сюжеты из мультфильмов, а во-вторых, многие дети, рассказывающие анекдоты, данных книг еще не читали (или им не читали), зато смотрели мультфильмы. Исконная информация из детских книжных текстов вообще склонна забываться: взрослый человек, скорее всего, затруднится ответить на вопрос, кто такой Слонопотам, но зато с легкостью вспомнит пару-тройку анекдотов из серии «Уйди, свинья, не видишь, плохо мне?..».

В содержательном плане "русский смех" весьма мало изменился с конца 70-х годов: он как был, так и остался фигурой отстранения смеющегося от того, что в стране происходит. Какой-то перелом вроде бы намечался в годы перестройки. Было тогда и воодушевление, и надежды, и чем-то похожим на 60-е годы одно время повеяло. Во всяком случае, анекдотов о Ельцине в начале 90-х было на удивление мало: какое-то время, значит, и любили, и верили. Но очень быстро все вернулось на круги своя, и чуть ли даже не в худшем варианте.

Помимо дряхлеющего Ельцина, которого жалели тем меньше, чем быстрее он дряхлел, под огнем анекдота оказались и новые русские. Однако "новорусская" серия стала, пожалуй, последним взлетом жанра.

Свобода слова изменила правила игры, и анекдот без подполья потерял существенную часть своей соли. Смеяться можно стало в открытую, на страницах совершенно легальных газет и журналов. И родилась новая пресса, а 90-е годы стали эпохой стеба.

Что такое стеб, объяснить трудно. Стеб - это специфический язык популярной прессы, которая любыми средствами стремится привлечь читателя и потому готова о землетрясении сообщить под заголовком "Потрясная ночь". Стеб - это целенаправленное снижение когда-то авторитетных ценностей, символов, персонажей политической и общественной жизни, пародийная их перекодировка (когда, например, политическая деятельность описывается как сексуальное поведение, а для рассказа о творческих разногласиях в театральном коллективе используется блатная феня с ее "стрелками", "разборками" и "разводками").

Когда таким образом "застебанным" оказывается заметный сегмент прессы, читатель обнаруживает себя в каком-то неподлинном, зазеркальном мире: люди, действующие в этом мире, совсем не те, за кого себя выдают, их настоящие цели не имеют ничего общего с заявленными и т.д. К этому ненатуральному, неподлинному миру нельзя относиться с доверием, единственный возможный способ отношения к нему - отстраняющий смех.

Собственно, в социологическом смысле стеб - это очень сильный механизм отказа человека от всякой социальной ответственности. В ненатуральном, пародийном мире бессмысленна какая-либо деятельность, всякая деятельность здесь тоже становится пародийной или бессодержательной, а потому единственная достойная позиция наблюдателя - это позиция "над" происходящим.

Анекдот в целом, как уже было сказано выше, отличает острое чувство контекста. В большинстве случаев интенсивное нанизывание анекдотов приводит к хаотическому скоплению текстов, в которых совершенно пропадает эффект новизны. Table-talk А.С.Пушкина и «Старая записная книжка» П.А.Вяземского – безусловные художественные удачи. Но возьмите практически любой современный сборник анекдотов: как мало в них подлинно интересного, и как это подлинно интересное буквально тонет среди тысяч пошлых, заезженных сюжетов. Составители большинства сборников анекдотов не хотят дать себе отчета в том, что столпотворение – опасно прежде всего для самих анекдотов, ведь они должны быть уникальны и неповторимы, должны быть той точкой повествования, которая делает его эстетически интересным и значимым.

Анекдоту необходимо более или менее развернутое пространство.

Исследователи сходятся в том, что анекдот стал центральным устным речевым жанром. Е.Курганов связывает это с его «исключительной мобильностью и обостренным отношением к своему окружению» [8, с.13], а также с тем, что, включась в письменные литературные тексты, анекдот прежде всего остается устным.

Итак, анекдот, когда бы он ни появился на свет (а установить это порой бывает крайне трудно), как бы входит в современность, становится ее составной частью. Более того, он дает возможность увидеть в ней нечто большее, чем цепь случайностей, помогает открыть через парадокс, через нелепое, странное, но по-своему примечательное происшествие некоторые структурные особенности человеческого бытия – исторические тенденции, национальные традиции, психологические типы.

ВЫВОДЫ.

Проведенное исследование позволило сделать ряд выводов.

Анекдот – своего рода поджанр, ибо он не обладает собственным жанровым пространством, не может функционировать сам по себе, не может существовать просто как анекдот, вне разговора, вне контекста. В этом его принципиальное отличие от сказки.

Главное требование, предъявляемое к анекдоту, - его уместность в разговоре.

Анекдот живет в разговоре в качестве особого внутреннего «жанра-строителя», как называет его Е.Курганов [8, с.25], обладающего организующей эстетической функцией. В принципе любой тип диалога обладает правом на анекдот.

Анекдот – внутренний речевой жанр, помогающий разговору жить интенсивно и насыщенно и, главное, помогающий ему быть художественно убедительным.

Анекдот способен пронизать практически всю систему традиционных литературных жанров, т.е. он может вживляться в письменные тексты.

Таким образом, есть все основания для вывода о тотальной способности анекдота проникать как в письменную, так и в устную жанровую системы.

Безусловно, наука должна заниматься всей массой групповых фольклорных явлений и форм. Более того, к явлениям летучим, быстро обновляющимся она обязана проявлять повышенное внимание.

Врожденная историософичность анекдота, сочетающаяся с исключительной мобильностью и одновременно концентрированностью (а значение темпа, соединенного с исключительной внутренней точностью в современном все убыстряющем свое движение мире необыкновенно важно), сейчас очень к месту. Анекдот, при всем том, что он как бы принципиально отказывается от вымысла, художественно необыкновенно эффективен.

ЛИТЕРАТУРА.

Аникин В.П. Теория фольклора: Курс лекций. – М., 1998.
Арутюнова Н.Д., Падучева Е.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. ХVI: лингвистическая прагматика. – М., 1985. – С.3-43.
Белоусов А.Ф. Анекдотический цикл о Крокодиле Гене и Чебурашке // [Памяти Я.И. Гина.] Проблемы поэтики языка и литературы: Мат. межвуз. науч. конф. 22-24 мая 1996 г. - Петрозаводск, - 1996. - С. 88-89.
Белоусов А.Ф. Дополнения к «Материалам по современному ленинградскому фольклору». – В кн.: Уч. материалы по теории литературы. Жанры словесного текста. Анекдот. – Таллинн. – 1989. С.152-159.
Горшков А.И. Русская словесность: От слова к словесности. – М., 1995.
Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: Т.1-4: Т.1. – М., 1994.
Крысин Л.П. Речевое общение и социальные роли говорящих // Социально-лингвистические исследования. - М. - 1976. - С.42-52.
Курганов Е. Анекдот как жанр. – СПб, 1997.
Лотман Ю.М. Пушкин. – СПб, 1995.
Макловски Т. Жаргон-энциклопедия московской тусовки. – М., 1997.
Мелетинский Е.М. Малые жанры фольклора и проблемы жанровой эволюции в устной традиции. – В кн.: Малые формы фольклора - М., 1995.
Налимов В.В. Вероятностная модель языка: О соотношении естественных и искусственных языков. – М., 1979.
Пермяков Г.Л. Введение. – В. кн.: Сборник избранных пословиц и поговорок народов Востока. – М., 1968.
Пермяков Г.Л. От поговорки до сказки. – М., 1970.
Пропп В.Я. Поэтика фольклора. – М., 1998.
Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. – М., 1998.
Пропп В.Я. Русская сказка. – Л., 1984.
Пропп В.Я. Фольклор и действительность. – М., 1976.
Пушкин А.С. Евгений Онегин. Стихотворения. – Л., 1979.
Раскин И.З. Энциклопедия хулиганствующего ортодокса. – М., 1996.
Руднев В. Прагматика анекдота // Даугава. – Рига. - 1990. - №6.
Руднев В. Энциклопедический словарь культуры ХХ века. – М., 2001.
Устные формы литературного языка: История и современность. – М., 1999.
Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному – В кн.: Фрейд З. Художник и фантазирование. - М., 1995.
Шмелева Е.Я., Шмелев А.Д. Виды языковой экспрессии в русском анекдоте. – В кн.: Русский язык в его функционировании: Тез. докл. межд. конф. "Третьи Шмелевские чтения", 22-24 февраля 1998 г. М., 1998. С. 116.

Достарыңызбен бөлісу:

Анекдот. Русский детский фольклор: учебное пособие

Основные понятия: определение, история бытования (устная и письменная), особенности (роль сюжета, прием игры, своеобразие композиции), тип героя, языковая специфика, связь с другими небольшими фольклорными формами (пословицами, пародиями).

Определение. В настоящее время анекдотом принято обозначать «небольшой одноэпизодный рассказ, передающий схематично, в отточенной форме определенные, взятые из повседневной жизни или придуманные ситуации» (НЗ., с. 20). В анекдоте может говориться о какой-то черте человека или его поступке. Рассказ обычно завершается неожиданной комической развязкой. В таком значении термин употребляется с середины XIX века[268]. Оно предполагает устный характер бытования, использование при общении.

Происхождение. Практически сразу же после их появления анекдоты начали включать в разнообразные сборники XVIII–XIX веков. Обновлялись некоторые мотивы, привносились современные детали. В Германии анекдот воспринимался как литературный жанр, став органической составляющей календарей, книг и газет. Так анекдот проникал в широкие слои населения.

Вопрос о взаимоотношении устного и письменного анекдотов является одним из самых сложных и существенных для фольклористики. В русской культуре широкая публикаторская деятельность приводит к «выведению» анекдота из устного бытования, он входит в состав «сборников», встречается в так называемой постмодернисткой литературе (произведения Юз. Алешковского, С. Довлатова, Вик. Ерофеева). В отдельные тексты воспоминаний писателей анекдоты включались в виде самостоятельной составляющей (произведения А. Галича, А. Зорина), выполняя оценочную функцию. Таким образом стали использовать отдельные качества анекдота – емкий запоминающийся сюжет, стереотипные свойства персонажей, несложные языковые конструкции.

Выделение анекдота как самостоятельной разновидности в настоящее время затруднено и его способностью аккумулировать стилевые особенности нескольких жанров. Анекдот иногда трудно отличить от сатирической сказки (шванка), исторического предания, остроты (Н.З., с. 20).

Исследования Ю.Б. Борева показывают, что интеллигенция с конца 20-х годов культивировала анекдот из-за невозможности высказываться в печати. Постепенно такая потребность отпала. Анекдот стал печататься в составе многочисленных сборников. Подобной же функцией он обладал и в других культурах, в нем традиционно высмеивались явления современной жизни и человеческие свойства.

Изучение. Своеобразием анекдота занимались А.Ф. Белоусов, В.Ф. Лурье, М.А. Мухлынин, О.Ю. Трыкова[269]. Публикации текстов осуществлялись в выпусках «Детские анекдоты» (составитель Л. Яковлев при участии П. Матвейкина), за ними последовал еще ряд изданий[270]. С.М. Лойтер включает анекдот в школьный фольклор и отмечает, что от детей записано множество анекдотов о Чапаеве, Штирлице, Чебурашке, крокодиле Гене, Вовочке и различных знаменитостях[271].

О.Ю. Трыкова предлагает относить к детским анекдотам «и собственно детские, и те, что заимствованы из репертуара взрослых, но поняты и приняты детской аудиторией» (Трык., с. 106), состав текстов расширяется. Подобное мнение разделяет и М.А. Мухлынин, отмечающий сохранение продуктивности жанра во всех возрастных группах: «Утвердившись в репертуаре шестилетних, анекдот становится одним из лидирующих жанров на всех последующих возрастных этапах, манифестируя потаенные тенденции сложного процесса становления личности ребенка»[272].

Легкость трансформации взрослого анекдота в детский позволяет выделить последний в ходе конкретного анализа текстов, определив проблематику и основные типы героя.

Источником анекдота, как считает О.Ю. Трыкова, часто становятся образы, заимствованные из круга чтения ребенка (в основном из сказок). Одновременно происходит изменение содержания, герои выступают в пародийных ситуациях, обуславливающих комический эффект. Поскольку сознание ребенка формируется не только на основе прочитанного, но и увиденного, в детский анекдот входят образы мультипликационных героев (чаще других из сказок Э.Н. Успенского).

О.Ю. Трыкова выделяет следующие основные образно-тематические группы детских анекдотов:

1. Анекдоты про животных.

2. Сказочные анекдоты (про Колобка, Бабу-Ягу и др.).

3. Сказочно-литературные анекдоты (про Красную шапочку, Серого волка и др.).

4. Литературно-кинематографические анекдоты (про крокодила Гену и Чебурашку, Винни-Пуха и Пятачка, Малыша и Карлсона и др.).

5. Анекдоты про детей (про Вовочку и др.). (Трык., с. 113)

Особенности. Распространению анекдота способствовал динамичный сюжет, остроумная игра с скрытым или двойным смыслом. Рассказчик рассчитывает на определенный эффект, который может удивить, рассмешить собеседника, не ожидающего такой развязки. Концовка является и кульминационной точкой.

Объектом насмешки часто становится житейская ситуация. Так детям легче выразить и свое отношение к окружающему миру, неприятие разных норм и обязанностей из мира взрослых. Иногда в иронической форме объясняется и проблема происхождения детей.

В анекдоте часто пародируется или в комической форме объясняется необычное, впервые увиденное ребенком (широко распространены анекдоты о червяках как в русской, так и в других культурах).

Особую группу детских пародийных анекдотов составляют комические рассказы о страшном. Комическое начало реализуется через «переворачивание» традиционных мотивов детских страшилок:

• «Девочка садится за рояль и слышит: «Сядешь – убью! Сядешь – убью!» Она испугалась, позвала родителей. Они посмотрели в рояль, а там гном за блохой бегал и говорил: «Сядешь – убью!».

Другую разновидность детского анекдота М.П. Чередникова называет «страшные разговоры». Они строятся на логическом противопоставлении концовки и начальной части:

«Ты слышал, сегодня по радио передавали страшное известие?

– Какое?

– В Москве Колобок повесился!»

Часто детские анекдоты строятся на сравнении героев – представителей разных национальностей. Практически подобный анекдот выполняет ту же функцию, что и дразнилки. Герои заимствуются из реальной жизни, но они узнаваемы и несут определенные временные реалии.

Некоторые особенности складываются при переходе взрослого анекдота в детский, так в анекдотах о Чапаеве и Штирлице используются каламбуры, игра слов.

Роль языка. Языковые особенности имеют особое значение в детском анекдоте, он отличается использованием яркой афористичной речи. Именно через языковые особенности передаются характеры персонажей и их взаимоотношения.

Дальнейшее бытование анекдота зависит от общей ситуации развития фольклора, возможно, новые сюжеты и темы будут способствовать сохранению жанра анекдота в устной среде.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Сергей Неклюдов: Анекдот - это жанр циничный — Российская газета

Доктор наук Сергей Неклюдов, один из крупнейших в стране и мире специалистов по семиотике фольклора, не кокетничая, признает, что всю жизнь занимается экзотической и странной областью, в "которой нет никаких практических резонов". Постоянный участник Тартуских Летних школ, организованных знаменитым ученым-структуралистом Юрием Лотманом, Неклюдов сейчас руководит Центром типологии и семиотики фольклора Российского Государственного гуманитарного университета. От него мы узнали, что советское руководство всегда презирало народное творчество, а анекдоты о Сталине фольклористы изучали по доносам и стенограммам допросов.

Смешная история про 11 сентября

Российская газета: "Целую тебя крепко, любимый мой, Варлашенька. Передай привет Александру Исаевичу и Наталье Алексеевне. Сережа тоже шлет тебе привет и пожелание хорошенько отдохнуть. Твоя О. Я. " От имен просто захватывает дух. Расшифруйте их для читателей.

Сергей Неклюдов: Это выдержка из письма моей матери, писательницы Ольги Неклюдовой, которая была женой Варлама Шаламова... Наталья Алексеевна Решетовская - первая жена Александра Исаевича Солженицына. Знакомство Варлама Тихоновича с ним относится к началу 60-х годов, когда выходил "Один день Ивана Денисовича". Процитированное письмо относится, видимо, к тому времени, когда В.Т. гостил у А.И. в санатории "Солотча" осенью 1963 года. Тогда же, в сущности, закончилась их короткая дружба: обнаружились слишком резкие расхождения между ними - как идеологические, так и просто человеческие. А "О. Я." - либо описка, либо плохо прочтенное "ОЛЯ". Маму звали Ольга Сергеевна.

РГ: С детства вы были окружены литературными знаменитостями, а выбрали фольклор. Почему среди гуманитарных дисциплин он всегда воспринимался как предмет второсортный, заниматься которым немодно и непристижно?

Неклюдов: Как правило, никакое отдельно взятое объяснение не работает. Когда я учился в МГУ, а это было довольно давно, кафедра фольклора, действительно, находилась, так сказать, не в центре общественного внимания и была довольно консервативной. Некоторые мои сокурсники даже удивлялись, зачем я пошел туда… До сих пор фольклор ассоциируется - не только у нас, но и в мире - с фазой культурной отсталости. Как продукт культурной деятельности он малоинтересен широкой публике. В устном характере его текстов как бы есть что-то ненадежное… Совсем другое дело - старинные рукописи, дошедшие до нас из глубин древности!

А после 1917 года отношение власти к фольклору, я бы сказал, было брезгливым - на первых порах, по крайней мере. Ведь это традиции сельского населения. А крестьян коммунисты недолюбливали.

РГ: Чего нельзя сказать об "основоположниках". Маркс и Энгельс, если верить в то, что они писали друг другу в письмах, в подлинниках читали и перечитывали произведения немецкого, датского, норвежского, шотландского, испанского и даже русского фольклора.

Неклюдов: А наши не снисходили до него, им все эти песни-частушки были предельно неинтересны. Они считали, что крестьянство, как класс мелких собственников, должно постепенно отмирать. Вместе с их сказками. Однако в 30-е годы, по инициативе крупного советского фольклориста Юрия Соколова был поставлен чудовищный эксперимент по производству нового "советского фольклора". К слову, примерно в то же время, когда Максим Горький на Первом съезде писателей призвал "инженеров человеческих душ" беспощадно бороться со старым миром, и им было директивно предписано следовать "теории" и, главное, практике "социалистического реализма". Кампания была весьма интенсивной и многолюдной: задействовали не только ученых, но и журналистов, и литераторов. Идеологически ее суть сводилась к следующему: "кулацкий" фольклор должен быть заменен устным творчеством трудовых масс. Соколов и его коллеги считали, что народные мастера слова должны встать на службу новому порядку. Исходя из этого, разыскивали талантливых рассказчиков, сказителей, исполнителей былин, к ним прикомандировывался журналист, литератор или фольклорист, которые давали им "правильную тему", скажем, не об Илье Муромце, а о Чапаеве. Сказители составляли свои устные сочинения о разных достойных людях вполне искренне и охотно. Однако эти произведения в фольклоре не приживались. Исполнялись один раз, записывались, публиковались и все. Народная традиция не терпит диктата сверху.

А после войны, в связи с восстановлением имперской идеологии и возрождением некоторых русских национальных идей, традиционный фольклор стал вроде бы в фаворе, но не очень сразу и не очень в полной мере.

РГ: Фольклор в загоне только у нас?

Неклюдов: Сейчас скорее даже не у нас, а в Европе, во Франции, например. Там к фольклору относятся как к манифестации отсталости, он связывается с цивилизациями стран третьего мира. Что касается фольклора европейского, он оттеснен на периферию культурных традиций, хотя и существует еще в Южной Европе, на Балканах, в Испании...

РГ: То есть благосклонность жюри Венецианского фестиваля к российскому фильму "Овсянки" в какой-то степени объясняется интересом к экзотике и этнографическим мотивам слаборазвитого народа...

Неклюдов: Скорее это популярность того же типа, что и популярность мифологизма, который имеет самые разные проявления - от фэнтези до "магического реализма", скажем, Гарсиа Маркеса. Элемент условной сказочной мифологии или "низовой" демонологии, как у Гоголя, часто проникает в искусство и является предметом интереса и любования. Это вполне рифмуется с современным увлечением малопонятными сторонами жизни, с мистическими настроениями.

РГ: Кто придумывает анекдоты? Есть хотя бы у одного автор?

Неклюдов: Анекдот - это современный городской фольклор, постфольклор, какой же здесь автор. Более того, за постфольклором, который еще сохраняет свою устную природу, очевидно, идет следующая фаза, мы видим только ее начало, это то, что можно назвать интернетлор. Среда Сети производит, распространяет и хранит тексты, как правило, анонимные, ничейные, гуляющие свободно, почти как в фольклорной традиции. Впрочем, анекдоты рассказывают и обычным способом. Это жанр очень широкий, многотемный. У него нет ни этически запретных, ни религиозно запретных тем. Случается страшная катастрофа 11 сентября в Америке и через две минуты в Сети уже появляется анекдот об этом. В этом смысле жанр совершенно циничный.

У Сталина Надежды не осталось

РГ: То есть можно уже ждать анекдотов, например, о новом мэре Москвы?

Неклюдов: Пока я не слышал. Анекдоты, в некотором смысле, это клапан в паровом котле, который невозможно заткнуть, если для "пара" нет других выходов. А если можно многое говорить публично, по радио, со сцены, анекдотов будет меньше. К слову, анекдотов именно политических всегда было не так уж много. Они более заметны не потому, что сами по себе очень значительны, а потому что аудитория, в которую входит и власть, болезненно реагирует на анекдотическое творчество, обращает на него свое внимание специфическим способом. В наше время "специфической реакции" нет: власти, похоже, наплевать на политические анекдоты. А при Сталине за них людей сажали. Мои молодые коллеги, Александра Архипова и Михаил Мельниченко выпустили книгу "Анекдоты о Сталине". Так вот источниками этого научного исследования стали, к примеру, стенограммы допросов в ОГПУ, доносы, мемуары и письма эмигрантов. Авторы много работали в зарубежных архивах - немецких, французских... К слову, идея рассматривать допросные дела как источники о фольклоре была блистательно реализована знаменитым итальянским антропологом Карло Гинзбургом. Он изучал средневековые дела инквизиции.

РГ: Это анекдоты, которые ходили при жизни Иосифа Виссарионовича? Трудно себе представить...

Неклюдов: Да, ведь анекдот - это актуальная вещь. Анекдоты о прошлом, как правило, мало кого интересуют. В 1932-м году, например, появился анекдот: "У Ленина была Надежда (надежда) и осталась, а у Сталина Надежды (надежды) не осталось". Известно, что в 1932-м застрелилась вторая жена Сталина Надежда Аллилуева, а жену Ленина звали Надежда Крупская. Другой пример актуальности. Анекдот 1926-го года: " - Чем отличается Сталин от Моисея? - Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин - из Политбюро". Первые анекдоты о Сталине относятся к 1925-му году.

РГ: "Отец народов" из анекдотов чем-то вас удивил?

Неклюдов: Нет. Я успел застать даже Сталина, а уж советскую власть - в столь большом количестве, что ничто меня удивить не может. Анекдот, вообще говоря, не дает положительных образов, как правило. Он не на то настроен. Дается образ отрицательный, комический и не страшный. Единственное, когда к Сталину относятся без иронии, как к такому хитрецу-мудрецу на троне, так это во время войны. Общенародное единение против внешней угрозы действительно было. И тогда Сталин, каким бы он ни был и как бы к нему не относились, стал "своим". Я по детству помню анекдот, где Сталин дурит Рузвельта и Черчилля. А после войны - он опять кровавый тиран. Но в сниженном виде.

Соль и спички как символ паники

РГ: Сплетни и слухи - тоже фольклор?

Неклюдов: В некотором смысле, да - если это высказывания, которые хорошо структурированы - как рассказ, как развернутое сообщение, и в этой относительно устойчивой форме повторяются. К тому же нет автора, начало цепочки почти никогда невозможно найти - все это признаки фольклора.

РГ: Например, "закупайте соль, сахар, спички"... Эта фраза периодически всплывая в общественном сознании, порождает среди россиян панику...

Неклюдов: Действительно панические настроения обрели среди нашего народа определенную словесную форму. Она рекрутирует из прошлого те вещи, которые были когда-то актуальны. Например, продукты, которые нельзя было чем-то заменить и которые могут долго лежать и не портиться. Отсюда соль, спички… Хотя для нынешней жизни они вроде бы не столь актуальны: уже мало кто засаливает продукты впрок, да и спички можно заменить зажигалками, но в общественном сознании именно эта фраза - "соль, сахар, спички" - стала символом общественного неблагополучия и панического настроения. Хотя настроение само по себе не является специфическим предметом фольклористики. Настроение изучает социология, еще какие-то науки. А фольклористика изучает тексты, рожденные паникой. Например, ожиданиями конца света. Они были очень характерны для 90-х годов прошлого века...

РГ: А этим летом в связи с жарой и пожарами возродились...

Неклюдов: Такого рода страхи оживляются на границах десятилетий, столетий и тысячелетий. Особенно когда случаются какие-то природные катаклизмы. Текстовая модель отработана, она существует уже тысячелетия. Мы это знаем по Евангелию, по другим древним текстам.

РГ: Через фольклорные экспедиции, как известно, проходят все студенты первых курсов университетских филфаков. А можно ли сейчас найти в наших деревнях что-то новое, наверное, уже все бабушки поющие и сказывающие, писаны-перезаписаны?

Неклюдов: Я не разделяю той точки зрения, что фольклорист ездит затем, чтобы записать новый сюжет, который еще никто не слышал до него. Это в принципе очень приятная штука, когда перед тобой сидит человек и рассказывает то, что никто еще не записывал. Но не в этом наша задача. Никаких текстов не бывает слишком много, во-первых. Во-вторых, фольклористика занимается теми законами, по которым живет традиция. А их можно изучать только в максимальном объеме, записывая максимальное количество текстов, даже повторных текстов. И главное, фольклорный текст не повторяется слово в слово никогда.

РГ: То есть фольклор неисчерпаем, почему же считается, что он умирает?

Неклюдов: Умирают жанры. Дольше живет обрядовый фольклор. Хуже сохраняется фольклор эпический, сказочный. Это мы видели на примере Монголии с ее очень богатыми фольклорно-мифологическими традициями. Ездили по удаленным кочевьям, в которых быт, подозреваю, за последние 700 лет не сильно изменился. Но и в той жизни происходят какие-то очень интересные взаимодействия рационального, научного знания со знанием традиционным, мифологическим.

План по сбору металлолома

РГ: Нынешняя жизнь всех российских учебных заведений и НИИ проходит под звездой "инновации и модернизации". А как быть с гуманитарными науками? Есть ли практическое, прикладное применение, например, у фольклористики?

Неклюдов: Любую хорошую идею можно обессмыслить. Например, собирать металлолом - хорошая идея. В юности я работал электромехаником на предприятии, где и в помине не было металлолома, но на нас обрушивался план по его сбору. Когда я работал в Академии наук, там тоже были свои планы, причем, общие для всех академических институтов - химических, математических и литературоведческих. Как практически можно применить литературоведческое исследование? Вопрос об инновациях здесь решить сложно, потому что гуманитарная наука, как правило, это наука, которая идет пятками вперед. Она занимается прошлым. А им необходимо заниматься - вне всякого сомнения. Никто же не ставит вопрос, зачем изучать природу, естественную среду обитания человека, но почему-то вызывает недоумение, зачем изучать его культурную среду обитания? А человека человеком культура делает не в меньшей, а в большей степени, чем климат, флора и фауна.

РГ: Часто от технарей и прикладников слышишь: зачем финансировать изучение, скажем, древнегреческого языка?

Неклюдов: Да, практически он не нужен. Как будто практически человек сводится только к тому, что ест колбасу и носит ботинки. Я не хотел бы жить в таком обществе, где все развитие направлено на изобретение новых видов еды и одежды. На самом деле даже простейшие вещи являются апелляцией к культурному наследию. То есть, по идее, мы культурное наследие должны уважать. Но уважаем мы его, как ненужный реликт, который, ну так и быть, пусть себе будет. Всякое движение, всякая эволюция - это вектор. Если мы не знаем предшествующего отрезка пути, причем, чем глубже, тем лучше, мы плохо понимаем, куда мы идем и в каком состоянии мы находимся сегодня. Что же касается нашего предмета, то фольклор представляет собой модель того, как устроена культура вообще, каковы ее механизмы, и в этом отношении фольклористика является наукой весьма продвинутой. Потому что его можно изучать как бы очищенным от случайностей и индивидуальных привнесений, что невозможно, скажем, во многих областях литературоведения.

РГ: Может быть, в фольклоре и стоит искать неуловимую пока "национальную идею"?Фольклор поможет понять, чем, допустим, мы отличаемся от немцев или китайцев, какая у русских миссия?

Неклюдов: Не поможет. Фольклор, как не смешно говорить, очень космополитичен. Сказки на одни и те же сюжеты рассказываются у многих народов, расхождения же больше связаны не с особенностями менталитета, а с географическими условиями, со средой обитания, с состоянием экономики и политического устройства. Где-то будет пальма, а у нас - береза. Все попытки говорить, о том, что символ русского человека - это Иван-дурак, который лежит на печи, - абсолютная чушь и в некотором смысле клевета на русский народ. Потому что мы найдем героя-ленивца чуть ли в любой фольклорной традиции. Вообще сказка, особенно волшебная, по-своему аморальна. Вернее антиморальна. Хотя бывает, что к ней пристегивается мораль, но это не специфично для жанра. Заметьте: положительному герою можно делать все: убивать, красть, обманывать. В сказках творятся невероятные жестокости, которые никак не трогают душу. Это не безжалостно, это "внежалостно", как сказал когда-то Шкловский. Такой жанр. И когда Емеля требует, чтобы ведра сами шли по воду, надо понимать, что это не этика и не идеология, а просто акт волшебной помощи герою, которую он получает в качестве компенсации за сохраненную жизнь чудесной щуки. Это есть в сказке любого народа.

РГ: Вы принадлежали к моднейшему в 20-м веке структурно-семиотическому движению, были активным членом семинара в Тарту, дружили с Юрием Лотманом. Как вы попали на эти галеры?

Неклюдов: Я заканчивал Московский университет. Мой друг Гарик Суперфин учился у Лотмана, он и предложил мне приехать на студенческую конференцию в 65-м году. Я привез в Тарту группу своих сокурсников. Все мы занимались фольклором и посещали семинар моего учителя, друга, недавно скончавшегося Елеазара Моисеевича Мелетинского, замечательного ученого, именем которого назван сейчас Институт высших гуманитарных исследований РГГУ. Так я и познакомился с Юрием Михайловичем и с его женой - Зарой Григорьевной Минц. А на следующий год состоялась вторая школа, уже взрослая, по семиотике. На нее меня пригласил известный лингвист Борис Андреевич Успенский. Я поехал, но был страшно напуган: кругом были знаменитости - ждали Романа Якобсона, а я был еще совсем мальчишкой…

РГ: Якобсон - один из крупнейших лингвистов XX века, дружил с Маяковским...

Неклюдов: Так вот... Якобсон был американским подданным и просто так приехать в Эстонию не мог, надо было специальное разрешение. Его добывали очень долго: сами понимаете - советская бюрократия. И каждый день говорили: сегодня он приедет. И когда он действительно приехал, оказалось, что свой доклад я буду читать не только в окружении наших "мэтров", но еще и перед самим Якобсоном. Я пришел в полный ужас. В лесочке рядом со спортивной базой, где собирался лотмановский семинар, я встретил Юрия Михайловича и попросил его, чтобы он меня убрал из выступающих: мол, неловко, зачем позориться. Он потыкал землю палкой и сказал: "Нет, ваш доклад должен прозвучать". Корифеи к моему лепету относились дружелюбно...

РГ: А неформальные встречи с Лотманом у вас были?

Неклюдов: Знакомы домами, что называется. Юрий Михайлович был на моей свадьбе. Отношения не очень близкие, но вполне неформальные.

РГ: В 90-е годы лекции Лотмана, звучавшие по телевизору, стали культурным событием. Публичные выступления ученых опять востребованы обществом?

Неклюдов: Сейчас это стало опять модно. Мне случалось несколько раз читать лекции в разных местах, например, в актуальном клубе "Bilingua", в клубе выпускников МГУ. Такой жанр сейчас востребован. Это гуманитарный голод. Его мы унаследовали от квазирационализма недавнего прошлого, когда к гуманитарным дисциплинам относились, мягко говоря, пренебрежительно. В Советском Союзе был страшный перебор технического образования, которое не находило себе адекватного выхода. Я думаю, мы становимся свидетелями неизбежной гуманитаризации знания.

Сейчас я вижу, как в РГГУ люди приходят за вторым гуманитарным образованием - просто по душевной потребности, без особого практического смысла. И это очень симптоматично.

Анекдот

А. Л. Буркин

25 декабря 1998

I

Изучение анекдота в общей системе фольклорных жанров имеет ряд специфических особенностей. Прежде всего, само определение Анекдота не охватывает всего жанра целиком, а затрагивает его разновидности.
Толковые словари и нормативные справочники дают следующие определения Анекдота:

Анекдот, короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае; байка, баутка.
(Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля. т.1, М., 1863)

Анекдот, анекдота.
1. Вымышленный, короткий рассказ о смешном, забавном происшествии. Рассказывать анекдот. «Дней минувших анекдоты» Пушкин.
2. Само такое происшествие. «Вот какой случился анекдот».
3. Выдумка, вымышленный случай. «Не верю, это - анекдот».
• Скверный анекдот (·разг.) - неприятное происшествие, неприятность. «И такой скверный анекдот, что сена хоть бы клок в целом хозяйстве» Гоголь.
АНЕКДОТИЧЕСКИЙ, анекдотическая, анекдотическое (анекдотичен, анекдотична, анекдотично). То же, что анекдотичный. Анекдотическая личность (оригинальная, со странностями).
(Толковый словарь русского языка под ред. Д. Н. Ушакова. ч.1, М., 1935)

Анекдот,
Небольшой устный смешной рассказ (нередко на злободневную тему) с неожиданной острой концовкой. Рассказывать анекдоты.
Анекдотец (разг.) - небольшой анекдот.
Смешное происшествие. «С ним прямо анекдот приключился!»
Анекдотический - 1) являющийся анекдотом; 2) смешной, странный: анекдотический случай.
Рассказ о забавном или поучительном случае из жизни исторического лица или фольклорного героя. «Анекдоты из жизни Петра Первого».
(Словарь иностранных слов под ред. Ф. Н. Петрова. М., 1964)

Анекдот
Короткий забавный рассказ о незначительном, но характерном происшествии.
Комический рассказ о поучительном случае из жизни исторического лица или фольклорного героя. Своеобразная юмористическая, нередко гротескная притча.
Короткий устный рассказ злободневного бытового или общественного содержания с шутливой или сатирической окраской и неожиданной остроумной концовкой.
(Словарь русского языка под ред. А. П. Евгеньевой. т.1, М., 1986)

Анекдот
Короткий рассказ об историческом лице, происшествии.
Жанр городского фольклора, злободневный комический рассказ-миниатюра с неожиданной концовкой, своеобразная юмористическая, часто фривольная притча.
(Иллюстрированный энциклопедический словарь. "Большая Российская Энциклопедия", 2001)

Таким образом, используемые до настоящего времени определения обыкновенно учитывают ТРИ характерные разновидности Анекдота, которые впервые были подробно проанализированы А. П. Пельтцером в его фундаментальной работе, посвящённой генезису анекдота:

"греческое слово анекдот (άνεκδοτον) первоначально обозначало сочинение "неизданное", дотоле неизвестное публике. <…> С течением времени анекдот стал обозначать "неупомянутый" прежними авторами, преимущественно историками, какой-нибудь особенно характерный факт, случай или особенное обстоятельство. Желая щегольнуть друг перед другом начитанностью, историки разукрашивали свои сочинения разными подробностями, не только не имевшими никакого отношения к истории, но и отходившими часто в область фантазии. Наравне с историческими подробностями под этим термином стали подразумеваться вообще более или менее интересные отдельные факты, главным образом остроумные рассказы, поражавшие своей неожиданностью и легкостью".

Дополнительно Пельтцер указал на ещё один источник возникновения Анекдота:

"для привлечения бо́льшего внимания и интереса паствы священники порой использовали апокрифические тексты притчевого характера с остроумным решением в них".

Другой специфической особенностью является вопрос о жанровых границах Анекдота. Очевидно, что Анекдот способен развиться из любого фольклорного/ литературного жанра или, наоборот, трансформироваться в любой художественный жанр, в котором существенным элементом комического является игра слов или игра положений.
Иными словами, Анекдот способен использовать любую жанровую форму, оставаясь при этом Анекдотом.

"Ещё не найден тот абсолютный признак, позволяющий безошибочно выделять анекдот из общего фонда юмористических рассказов. Очевидно, наиболее приемлемым мог бы стать тот признак, который бы опирался на поэтику анекдота, на специфическую для него форму сюжета.

Жанровую сущность Анекдота обычно сводят к неожиданной остроумной концовке краткого повествования. То есть, структурные признаки Анекдота, составляющие его жанровое ядро, специфически связаны с композиционной кульминацией Анекдота. Само повествование может иметь любую вербальную структуру. Однако реализуется она как остроумная игра в, казалось бы, неподходящих для игры условиях.

Сущность анекдота, таким образом, можно сводить к неожиданной подмене контекста, снимающей напряжённость невербальной ситуации нетривиальным вербальным способом. Очевидно, поэтому многие исследователи комического предпочитают использовать термин "острословие" вместо более объёмного — "остроумие".

Найти эффектное словесное решение — способность, воспитываемая в рамках притчевой традиции, развлекательной дидактики.
Отсюда, вероятно, проистекает экспансия Анекдота на все словесные жанры. Отсюда так же, вероятно, происходит стремление Анекдота завладеть правом на тотальный комментарий к явлениям действительности и, как следствие, - его общекультурное хождение. Последнее определяет ещё одну специфическую особенность Анекдота: наличие необходимого референциального знания. Доступным для совершенного восприятия Анекдот будет лишь в определённой атмосфере, то есть при определённом прагматическом условии: актуальный - общекультурный, в том числе и с точки зрения ситуации, в которой Анекдот рассказывается. В конце концов, именно эти определённые функциональные ограничения в развлекательной дидактике обусловливают такие жанровые особенности Анекдота, как: 1) типизация, 2) эпизодичность, 3) краткость, вплоть до намёка, 4) диалог, 5) многозначность, 6) однонаправленность действия, 7) отсутствие сюжетных отклонений, 8) определённый индекс вероятных поступков / идеоречевых актов для определённых персонажей, 9) приуроченность некоторых Имён к Анекдотическим циклам.

Таким образом, решающую роль в создании Анекдота играет сама действительность. В Анекдоте она же является и целью рассказывания. Игра в действительность концентрирует тот пёстрый арсенал тем, который создаёт впечатление немыслимых возможностей играющего слова. Следовательно, суть такой игры состоит в живости и лёгкости рассказа, эту действительность преобразовывающего. Реальная действительность преобразовывается в парадоксальную. Тогда в зависимости от отношения между реципиентом и создаваемой моделью действительности Анекдот можно разделить на 2 типа: а) эпический - в котором изображается конфронтация третьих лиц, и б) драматический - в котором в оппозицию попадает сам слушатель (последний тип использует, обычно, форму загадки).

  Анекдот обыгрывает разницу в смысловом восприятии наиболее вероятностных элементов вербального и невербального социокультурного поведения отправителя и получателя.
  = Получатель, анализируя ситуацию, рассчитывает на нечто, в смысловом отношении близкое его психологической установке и наиболее частотное в данной ситуации.
  = Отправитель, однако, реализует уникальное решение, возможное только как исключение в данной ситуации.

  Комизм в анекдоте — явление языковое — связан с оппозицией норма/исключение или нормативный/ненормативный.
  Анекдот использует замещения одних слов другими, отличающихся по смыслу от предполагаемых. Эти замещения строятся по модели фразеологических ошибок, происходящих по типу бессознательной субституции.
  Если для получателя фразеологизм, или некая этикетная формула, или, в самом общем виде, некая фиксированная модель является неделимой единицей, которую он воспринимает целиком, и для него решающим является целостное значение, то для отправителя - это единство обычной, нефиксированной, неустойчивой семантической слитности, допускающей свободное перераспределение компонентов или замену любого из них на произвольный.
  В смысловой структуре всякого устойчивого единства изначально заложен такой алгоритм творческого экспериментирования. Актуализация компонентов фразеологизма имплицитно заложена в языковом парадоксе: смысловая неразложимость (идиоматичность) фразеологизма существует в расчленённом, раздельнооформленном его строении. Благодаря введению новых смысловых коннотаций нарушается фразеологическая цельность, меняется референциальное значение компонентов и, как следствие, меняется точка зрения на реальную действительность и её задействованность в нарративной ситуации.
  То есть: в анекдоте, как риторическом жанре, либо эксплицируются различные, не учтённые интенсионалы, либо замещается связанный элемент на произвольный с аналогичной структурной валентностью.

  Получается, что анекдот в лингвистическом или семиотическом аспекте является всего лишь риторической фигурой, аналогичной, например, развёрнутой метафоре. Эстетическая выразительность анекдота строится на аналогичных поэтических принципах. Эстетическое своеобразие заключается в том, что в отличие, например, от той же метафоры, в анекдоте происходит не просто употребление слов в непрямом, переносном значениии. В анекдоте подобное смысловое замещение имеет специфическую бинарную форму сюжета. Забывая об этой специфике, составители анекдотических сборников допускают путаницу, по-видимому, полагая, что "анекдот" - это любое проявление риторического остроумия.

Это не удивительно, поскольку в анекдоте, как риторическом жанре, сталкиваются две противоположные тенденции культуры: стремление к использованию готовых моделей культуры и стремление к свободному построению новых единиц; норма и вариативность, преднамеренное и случайное.

Однако, как жанр поэтического устного народного, то есть всеобщего творчества анекдот имеет определённую онтологическую функцию: анекдот сублимирует социокультурный конфликт свободного, естественного человека с упорядоченным, кодифицированным вещным миром в игровую деятельность, разрешая напряжённые ситуации нетривиальным образом.

В итоге получаем следующее определение этого фольклорного жанра.

Анекдот
Вербальная игра за право на означивание референта путём субституции компонентов во фракционированных знаках.

II

В качестве иллюстрации рассмотрим следующий анекдот.

Испанский аристократ, проживающий уикенд в Париже, поздно вечером возвратился в отель. Заспанный портье выглянул в окошко и спросил:
- Кто там?
- Хуан Родригес Санчес Карамба де Пенето-и-Гонзалес.
- Хорошо, хорошо, - отозвался портье, - только пусть последний из вас поплотнее прикроет дверь.

  В том литературном значении, согласно которому осуществляется определённая избирательная смысловая направленность, важная для автора литературного произведения, Анекдот, как, впрочем, и всякое фольклорное произведение, не имеет заглавия. В Анекдоте оно, заглавие, либо отсутствует вовсе, либо представлено в виде проспективного субститута, типизирующего содержание последующего текста (Театральный, Ресторанный, Семейный) или объявляющего элементы содержания предваряемого текста в одном, двух словах в форме Предложного падежа (О Штирлице, о поручике Ржевском). В любом случае, заглавие или отсутствие заглавия имеет дейктическую функцию (указание на то, что далее следует некий комический текст). Впрочем, используя термин "отсутствие заглавия" не следует забывать, что функцию заглавия выполняет и сам анонсированный в акте коммуникации знак "Анекдот" (Ср., например: "Я расскажу тебе Сказку …", или "А вот какую Историю поведал мне …"). Собственно, Анекдот начинается раньше излагаемого текста, а именно с метаязыкового оповещения, которое имеет эстетическую функцию. Сознание, что далее последует Анекдот, включает установку реципиента на восприятие особого художественного изложения, проигрывания здесь и сейчас анекдотической ситуации, на восприятие двусмысленности положений и действий героя Анекдота и развития этой двусмысленности по направлению к комической развязке. Дейксис "Анекдот" задаёт правильный уровень восприятия, основное прагматическое направление текста. Установка на вероятность неожиданного, парадоксального выхода из определённой ситуации аккумулирует внимание участников коммуникации, предоставляющих право для рассказа Анекдота "кстати".
  Пропозиция, призванная обозначить общий фон, предписывающий пользование определённым индексом вероятностных появлений персонажей и соответствующих им вероятностных действий, занимает в этом Анекдоте два предложения. Вообще говоря, наличие пропозиции в Анекдоте - явление необязательное: общий фон, сама ситуация могут быть выведены на коннотативном уровне (в данном случае это любые представления об экзотике ночного Парижа, отелях и испанских аристократах), или, как в драматическом анекдоте, на иллюзорном уровне - пространственно-временные отношения в этом случае могут выстраиваться в воображении самим реципиентом анекдотического сообщения. Развивая пропозицию Анекдот можно расширить до Новеллы (См. также Фацеции) или Романа (См. Авантюрный или Плутовской Роман).
  Диалог начинается сразу с выяснения актанта: адресату навязываются код и условия коммуникации - адресат призывается к собственному описанию. В структурном отношении фраза "Кто там?" - высказывание неполное; однако опущенный член предложения, предикат, легко восстанавливается. Его общее значение угадывается по структуре предложения, тогда как конкретное не принципиально и в данном случае избыточно. Тем не менее, именно эллипсис порождает анекдотический парадокс.
  Адресат определяет себя через полное имя в соответствии с личным контекстом испанского аристократа, в соответствии со своим этикетом, через свой социокультурный код.
  В герменевтическом отношении требуется специальная просвещённость, чтобы определить, что за имя произнёс испанец. Портье, простой французский работник, едва ли посвящён в тонкости испанского имясложения. Так же, как и русский слушатель этого Анекдота, он, может быть, и слышал, что существуют такие испанские имена, как Хуан, Родригес, Педро, Гонзалес. Однако существует очень малая вероятность необходимого знания для того, чтобы портье идентифицировал фразу по правилам отправителя этой фразы. Возникает аллотопный разрыв, связанный в данном случае с эпистемологическими предпосылками, свойственными портье как представителю определённого социального слоя в описываемой в анекдоте эпохе.
  Преодоление аллотопного разрыва осуществляется посредством переоценки принятого сообщения. Неясный фрагмент интерпретируется на специально конструируемом для этого новом семантическом поле. Включается установка на поиск наиболее вероятных изотопных значений, на наиболее вероятный в частотном отношении вариант. Единая семантическая конструкция - "Хуан Родригес Санчес Карамба де Пенето-и-Гонзалес" - распадается на ряд объединённых в ней элементов. Между означающими устанавливается сочинительная связь; разрешение на сочинение подтверждается наличием "сочинительного союза" "и" в позиции перед последним элементом конструкции из мнимо однородных членов. Наличие знакомых ингредиентов приводит к их организации в определённую структуру.
  Контекст испанца с одним означаемым, подменяется контекстом портье, означаемое которого частично совпадает с означаемым испанца, ибо включает последнего в парадоксальный ряд пришельцев, поднявших портье среди ночи.
  Таким образом, диалог завершается привнесением собственного социокультурного кода в интерпретируемый текст, устраняя тем самым "многосмысленность референта".

III

Рассмотрим ещё один пример.

В сельской школе учитель спрашивает ученика:
- Скажи, Павлуша, почему вчера ты в школу не приходил?
- Да, я корову к быку водил.
- Хм! А что папа не мог?
- Мог, конечно, но бык-то лучше.

  В 3-м предложении нереализованной остаётся структурная позиция инфинитива цели. Отсутствие этого инфинитива обусловлено стилистически. К тому же, опущенный член предложения семантически восстанавливается едва ли не однозначно. Во всяком случае, иных причин для препровождения коровы к быку, по-видимому, не знают ни ученик, ни учитель в рамках этой коммуникации. Общее и конкретное значение эквивалентны.
  В 4-м предложении опускаются уже две позиции: инфинитив составного глагольного сказуемого и примыкающий "подразумеваемый" инфинитив цели. Аллотопное восприятие этого неполного предложения зависит от общей семантики используемого языка, позволяющей реконструировать грамматически правильно составное глагольное сказуемое, используя любой из опущенных инфинитивов.
  Ученик, осуществляя ретроспективную переоценку текста, реализует то значение предшествующего разрыву фрагмента, которое изотопно его окказиональному контексту. Осуществляя поиск среди вероятных интенсионалов, ученик игнорирует предлагаемый учителем эллипсис инфинитива составного глагольного сказуемого и отдаёт предпочтение близкому для его контекста акцентированному "подразумеваемому" инфинитиву цели. Поэтому в 5-м предложении ему как бы приходится оправдывать приоритетные способности быка, в то же время не подвергая сомнению отцовские способности на осуществление данной функции.
  Таким образом, следует обратить внимание не только на то, как при варьировании различных контекстов осуществляется субституция компонентов во фракционных знаках, но и на то, как при этом подменяются интенсионалы.
  Говоря упрощённо, в Анекдоте вступают в конфликт окказиональные контексты, причудливо переплетающиеся с общераспространёнными и перераспределяющие устойчивые элементы означающего.

Следует также напомнить, что Анекдот может использовать мнимую диалогическую структуру, когда персонаж одновременно является исполнителем и зрителем.

Князь Александр Васильевич Суворов любил иногда понюхать табак из малой своей золотой табакерки, уверяя, что сие облегчает головную боль его.
Иногда, гуляя по аллеям парка, он, посыпав табаком какой-нибудь цветок, снюхивал с него и с восторгом говорил: "Помилуй бог, какая роскошь!"

IV

  1) Формальным признаком Анекдота является лежащая в его основе субституциональная идеоречевая ошибка (непреднамеренная, как результат бессознательно проступающего детского речевого творчества, или риторическая, как результат преднамеренного столкновения окказиональных контекстов).
  2) Анекдот является вербальной игрой за право на означивание референта путём субституции компонентов во фракционированных знаках.
  3) Для того, чтобы перейти с фразеологического на нарративный уровень, идеоречевая ошибка должна быть привязана к социокультурному контексту (фольклорному герою, историческому лицу, злободневному общественному событию) и помещена в диа́логовую оппозицию.
  4) В качестве модели создания нарративного текста выступает пародическое использование, имитация исторических преданий, легенд, натуральных очерков и т.п.
  5) Анекдот имплицитно существует во всякой коммуникации и составляет необходимый элемент идеоречевого творчества.

Цитаты из книги «Поэтика фольклора»

Автор: Владимир Яковлевич Пропп, известный любому, кто пробовал углубиться в изучение русского фольклора. "Поэтика фольклора" предваряется биографией Владимира Яковлевича, которая оказалась неожиданно непростой: с арестом и застенками, с организованной травлей, с увольнением по идейным соображениям и отказами в публикации работ... Кто бы мог подумать, что у учёного-фольклориста может быть такая трудная и насыщенная история жизни. Читая биографию, написанную горячо и сочувственно, невольно проникаешься уважением. Кроме того, здесь приводятся любопытные взгляды учёного на литературу в целом, и цитаты из "Дневника старости" - теперь мне очень хочется ознакомиться с этим дневником, внесу в планы.

Издание: первый том полного собрания сочинений Проппа скомпонован таким образом, что оценку книге пришлось снизить на полторы звезды. Понимаю, что вины составителя (и тем более учёного) в этом нет, ведь собрание потому и полное, что в него включаются все работы. Но читать эту книгу подряд в какой-то момент становится мучительно, поскольку работы разных видов - статьи для научных журналов, доклады на конференциях, монографии и т.п. - во многом повторяют друг друга, часто дословно. При этом и бросить нельзя, ведь, кроме повторений, в каждой работе содержится и уникальная информация - вот и приходится её выискивать, что не очень удобно.

Основные темы, раскрываемые в этом томе: как указано в аннотации, здесь рассматриваются ключевые вопросы теории и истории фольклора. Расскажу немного подробнее.
Классификация фольклора
В. Я. Пропп делит возможные классификации на эмпирические, то есть прикладные, и собственно научные. Разница между ними в степени упорядоченности: в прикладных зачастую царит хаос, причём каждый исследователь может распределять произведения по "жанрам" так, как ему удобнее, и подобных систем будет существовать одновременно несколько. Учёный критикует современные ему системы классификации фольклора и предлагает взамен собственную многоуровневую модель (на примере сказок и лирических песен, но затрагивая и другие виды фольклора). Основополагающим признаком жанра Пропп называет единство поэтики (структурных и стилистически-языковых приёмов как формы выражения идейного мира произведения), но указывает, что в фольклоре, в отличие от литературы, требуется учитывать ещё область бытового применения (обрядовые/необрядовые), форму исполнения (песни хороводные/плясовые/голосовые) и отношение к музыке (сказка рассказывается, былина - поётся).
Интересные замечания Пропп высказывает о народных легендах, которые, как я поняла, до него чаще всего отождествляли с легендами книжными, и о причитаниях как особом жанре фольклора. В целом это замечательное подспорье для тех, кто хочет разобраться, в чём заключается специфика разных жанров народного творчества, чтобы воспринимать их полнее и ярче.

Борьба с "исторической школой" и формализмом
Не меньше места, чем вопросам классификации, уделено полемике с приверженцами так называемого "историзма", рассматривающими фольклор прежде всего как источник фактов о реальных событиях и реальных людях. Что касается формализма, в котором упрекали самого Проппа - в собрании приведена любопытная статья, в которой он отвечает на подобную критику, в частности, на критику Леви-Строса. Вся эта информация может пригодиться, если планируется дальнейшее чтение работ разных учёных-фольклористов (дабы отделять агнцев от козлищ и просто быть немного в теме).

Особенности фольклора
Прежде всего это подробное рассмотрение разницы между устным народным творчеством и литературой. В связи с этим вопросом рассматривается фольклористика как специфическая наука, которой недостаточно тех же методов, которые есть у литературоведения. Для себя я выделила тесную связь с этнографией и принцип стадиальности, согласно которому при изучении народного творчества важна не реальная хронология, а уровень (стадия) развития данного общества. То есть античные мифы, конечно, созданы намного раньше, чем русские былины, но относятся эти мифы к куда более поздней стадии развития общества, и именно это важно учитывать при их сравнении.
Кроме того, рассмотрен интереснейший вопрос связи фольклора с первобытным мышлением, с особыми способами восприятия пространства и времени. Скажем, замечали ли вы, что в сказках, былинах, народных песнях персонажи всегда действуют по очереди и никогда - одновременно? Сначала в дорогу отправляется первый сын, терпит неудачу; затем - второй, тоже терпит неудачу; и только после этого - третий. Или царь велит сыновьям выпустить стрелу и там, куда она упадёт, искать невесту - и сыновья стреляют не одновременно, а по очереди. И об этой особенности, и о частом "утроении" некоего события, и о многих других захватывающих вещах будет интересно почитать каждому, вне зависимости от того, как глубоко он хочет забраться в дебри фольклора.

Трансформация волшебной сказки
Прелюбопытнейшая статья о развитии жанра волшебной сказки и о том, какие изменения он претерпевал со временем. Приведены как общие правила, помогающие из разных вариантов сказки определить тот, что древнее (фантастическая трактовка всегда древнее рациональной, героическая - древнее юмористической, интернациональная - национальной и областной), так и подробные примеры трансформации отдельных элементов. Опять же, эта часть наверняка будет интересна самому широкому кругу читателей.

проблема классификации – тема научной статьи по языкознанию и литературоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

СТАРЦЕВ Д. И.

СТУДЕНЧЕСКИЙ ФОЛЬКЛОР: ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ

Аннотация. В данной статье рассмотрены проблемы студенческого фольклора. Проанализированы особенности устного творчества студентов. Выявлена и обоснована необходимость классификации фольклорных текстов, созданных студенческой аудиторией. Автор предлагается выделить ряд разновидностей подобных текстов и приводит примерную классификацию, используя фактический материал.

Ключевые слова: фольклор, студенческий фольклор, анекдоты, байки, загадки.

STARTSEV D. I.

STUDENT FOLKLORE: CLASSIFICATION ASPECT

Abstract. The article considers some issues of student folklore. The author analyzes the peculiarities of oral folk art of Russian students. The study has proved the necessity to classify the folklore texts created by the student audience. In this connection, the author distinguishes between a number of varieties of such texts. Consequently, the study presents a classification of student folklore based on the data regarded.

Keywords: folklore, student folklore, jokes, yarns, riddles.

Одним из уникальных явлений фольклора, продолжающим активное развитие в современности, выступает фольклор студентов. Своими корнями он уходит в начало студенческой истории. К примеру, исследователи творчества А. С. Пушкина указывают на существование в Царскосельском лицее традиции продолжить начатый рассказ, а также создания лицейских куплетов [5, с. 56].

Появление в России студентов неизбежно привело к образованию массы устных и письменных фольклорных произведений. Средствами распространения, помимо устной формы, нередко служили и служат парты, доски, стены университетских зданий. Общая тема, объединяющая эти произведения, - студенческая жизнь со всеми ее особенностями, привлекательными и малопривлекательными сторонами. Как указывает исследователь И. Н. Райкова, не все традиционное творчество, бытующее в среде студентов, следует отнести к фольклору: «Студенческий фольклор - устойчивые устные и письменные тексты, которые создаются именно студентами и бытуют в их среде, передаваясь от одного поколения студентов к другому» [4, с. 27].

Коллективное творчество студентов насыщено юмористическим пафосом, иногда переходящим в иронический, особенно в тех случаях, когда речь идет о «мучителях» студентов - преподавателях.

Есть предположение, что первые фиксации и даже публикации студенческого фольклора в России относятся ко второй половине XIX века[ 1 ].

Фольклор студентов широко не рассматривался и не выделялся учеными в отдельный вид вплоть до конца XX века. Важной вехой на пути изучения данного феномена стали работы М. М. Красикова и И. Н. Райковой [3; 4]. Исследователи студенческого творчества описали отдельные виды студенческого фольклора, основные мотивы устного студенческого творчества и средства его распространения. Однако полной классификации студенческого фольклора до сих пор не представлено, открытыми остаются также вопросы поэтики таких произведений, а также проблема отнесения их к фольклорному творчеству в целом.

В данной работе предпринята попытка классифицировать коллективные произведения, возникшие в студенческой среде, на отдельные разновидности с описанием их характерных признаков (особенностей). Собранный среди студентов фольклорный материал мы классифицировали следующим образом:

I. Обрядовый фольклор

Особенно почитаемым среди студентов является студенческий «бог» Халява, с которым связан обряд, совершаемый в период сессии. Халява - антропоморфное существо, способное, по представлениям учащейся братии, помогать на зачетах и экзаменах. С кличем о помощи к нему обращаются в ночь перед испытанием. Для этого следует открыть зачетку на той странице, где завтра будет выставляться отчетность, и, высунувшись с документом в открытую форточку, громко прокричать: «Халява, приходи!» («Халява, явись!», «Халява, ловись!»). И тогда успех гарантирован.

Студенческие поверья запрещают до полной сдачи сессии показывать зачетку матери. Считается, что материнский глаз может повредить успешному прохождению испытаний.

Не разрешается также перед экзаменом стричь и мыть волосы, дабы не уничтожить имеющиеся знания. А для их накопления накануне сдачи отчетности рекомендуется положить под подушку учебники и конспекты лекций по изучаемой дисциплине.

К обрядовым действиям относится и ритуальное подкладывание монетки в левый ботинок утором в день экзамена. К тому же, проснувшись, вставать следует с левой ноги, с нее же заходить в аудиторию.

II. Необрядовый фольклор

1. Шуточные стишки (куплеты) - небольшие рифмованные куплеты, исполняемые в учащенном темпе на манер частушек и имеющие частушечную структуру. Они преследуют цель рассмешить собеседника посредством описания каких-либо

комических несообразностей студенческой жизни. «Вопиющей несправедливостью» является для студентов, любящих поспать и не высыпающихся по причине бессонных ночей, ранний подъем, вызывающий негативное отношение к alma mater в целом: Встану рано утром, Выпью чашку ртути И пойду подохну В этом институте.

Добрая насмешка может звучать и в адрес преподавателя, попавшего под обаяние студентки-соблазнительницы: У доцента на матфаке Запотели вдруг очки: В мини-юбочке студентка Выступала у доски.

Актуальной для шуточных стишков является тема общежитского бытия, наполненного «непреодолимыми» трудностями, одна из которых - вечный студенческий голод и пути борьбы с ним:

Мы в общаге суп варили. Есть хотелось до тоски! Для навару отварили Наши туфли и носки.

2. Песни-переделки - песни, в которых на мелодию шлягеров, а также известных народных песен, сочиняются тексты, актуальные для определенного факультета или специальности. Для подобных переделок характерны вариативность, общие места, устойчивые формулы. В большинстве случаев обыгрывается лейтмотив фольклора студентов - смерть студента от перенапряжения. Математический и почвоведческий вариант одной и той же песни со схожей концовкой приводит И. Н. Райкова:

а) Раскинулось поле по модулю пять, Вдали интегралы вставали. Студент не сумел производную взять, Ему в деканате сказали...

б) Мы входим в теплицу под номером пять, Кругом помидоры мелькают.

Студент, выгнув спину, копает опять.

Его в деканат вызывают.

Концовка: Декан свое веское слово сказал:

«Материя не исчезает. Загнется студент - на могиле его Такой же лопух вырастает».

Или, к примеру, переделка песни К. Ваншенкина и Э. Колмановского «Я люблю тебя жизнь»:

Я, ребята, студент, Что само по себе и не ново. В настоящий момент Это чуть ли не бранное слово. Век живи - век учись, Попивая чаек с маргарином. Так проходит вся жизнь, А помрешь ты дубина дубиной.

3. Стихотворные переделки - переработанные стихотворения известных авторов, почти всегда юмористические. В отличие от песен часто принимают пародийный характер, поскольку в песнях, подвергаемых переделке, интерес вызывает и мелодия, которая вызвана привлекать внимание. Наиболее распространенные мотивы - неудачи в учебе; курьезные ситуации, связанные с алкоголем; недовольство преподавателями и деканом и т.д.:

Даже если спирт замерзнет, Все равно его не брошу. Буду грызть его зубами, Потому что он хороший!

Или: Чем меньше девушек мы любим, тем больше времени на сон!

4.Студенческая эпиграфика (надписи на стенах и партах) - краткие (одна-две строки), часто рифмованные пословичные высказывания, имеющие в основе юмористическое содержание и рассказывающие о «суровых» реалиях студенческой жизни. Они могут прогнозировать студенту исход его неординарных поступков («Если хочешь стать солдатом, обругай декана матом»), наставляют на путь истинный («От знаний еще никто не умирал, но рисковать не стоит»), обогащают знанием специфики студенческого бытия («На первом курсе учиться трудно только первые несколько лет, потом будет легче»).

5. Анекдот как универсальный комический жанр, способный вместить любую актуальную тематику, отражает и события студенческой жизни. Предметом изображения

в студенческих анекдотах являются комичные ситуации, нередко имеющие под собой реальную основу: случай на лекции или экзамене, в студенческом общежитии: Студентку спрашивают на экзамене:

- Вы знаете убийцу Лермонтова?

- Конечно, но ведь он не убийца, а великий поэт!

6. Байка - устный рассказ-воспоминание, отличающийся от анекдотов установкой на достоверность и связанный в основном с профессиональной направленностью студента, родом его занятий. Пример:

В большой аудитории идет письменный экзамен. Один юноша, сидящий на галерке (аудитория построена амфитеатром), постоянно посматривает на какой-то листок. Профессор замечает и просит отдать «шпору». Студент краснеет, извиняется, но с места не двигается. После третьего замечания профессор не выдерживает и поднимается к студенту сам. Листок оказывается фотографией красивой девушки с памятной надписью: «Когда тебе будет трудно, посмотри на меня». Профессор был тронут. Когда он, очень смущенный, спускался вниз, студент вытащил настоящую «шпору» и потом уже спокойно списывал.

7. Загадка - стилизованная под студенческий лад история, которая содержит вопрос и ответ, тем или иным образом зашифрованный. В отличии от обычной загадки, студенческая чаще встречается в большем объеме и с частой иронией. Пример:

В комнате одной сидят

Человек под пятьдесят.

Приглядись, у всех дела:

Двое режутся «в козла»,

Трое чертят чертежи,

Пять смеются от души.

Шесть сошлись в «морских боях»,

Семь рисуют на столах,

Восемь булочки едят,

Ну а девять просто спят.

А один (какой-то странный!)

Целый час уже стоит

И о чем-то в полный голос

Сам с собою говорит.

(Лекция)

Данная классификация, безусловно, не является полной. Мы акцентировали внимание на самых распространенных, на наш взгляд, разновидностях студенческого фольклора, являющегося важной частью современной молодежной субкультуры. Дальнейшее изучение данного феномена позволит выяснить пути трансформации фольклорной традиции в студенческой среде, способы ее передачи и перспективы развития.

ЛИТЕРАТУРА

1. Башарин А. С. Песенный фольклор археологических экспедиций. [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/folklore/basharin7.htm

2. Красиков М. М. Интернет как парта (студенческая эпиграфика в сети) // Интернет и фольклор : сборник статей. - М. : ГРЦРФ, 2009. - С. 170 -179.

3. Красиков М. М. «Шара, приди!» (Современная студенческая магия как феномен игровой культуры) // Славянская традиционная культура и современный мир: сборник науч. статей. - М. : ГРЦРФ, 2009. - Вып. 2: Социальные и эстетические нормативы традиционной культуры. - С. 164-199.

4. Райкова И. Н. Традиции и фольклор московских студентов // Молодежные субкультуры Москвы. - М. : ИЭА РАН, 2009. - С. 26-48.

5. Синдаловский Н. А. Пушкинский круг Легенды и мифы. - М. : ЗАО Центрполиграф, 2008. - 348 с.

Поэтика анекдота фольклор

Анекдот как жанр устного народного творчества

Анекдот как литературный жанр Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Анекдот – жанр фольклора

Виды анекдотов

Популярные персонажи анекдотов

Анекдот как уникальное явление русской речевой культуры

Ефим Курганов. "Структурные особенности и проблема эстетического эффекта литературного анекдота": philologist — LiveJournal

Анекдот как жанр фольклора

Анекдот. Русский детский фольклор: учебное пособие

Сергей Неклюдов: Анекдот - это жанр циничный — Российская газета

Смешная история про 11 сентября

У Сталина Надежды не осталось

РГ: Сплетни и слухи - тоже фольклор?

План по сбору металлолома

Анекдот

I

Анекдот
Вербальная игра за право на означивание референта путём субституции компонентов во фракционированных знаках.

II

III

IV

Цитаты из книги «Поэтика фольклора»

Смотрите также

Свежие записи

Рубрики

Поэтика анекдота фольклор

Анекдот как жанр устного народного творчества

Анекдот как литературный жанр Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Анекдот – жанр фольклора

Виды анекдотов

Популярные персонажи анекдотов

Анекдот как уникальное явление русской речевой культуры

Ефим Курганов. "Структурные особенности и проблема эстетического эффекта литературного анекдота": philologist — LiveJournal

Анекдот как жанр фольклора

Анекдот. Русский детский фольклор: учебное пособие

Сергей Неклюдов: Анекдот - это жанр циничный — Российская газета

Смешная история про 11 сентября

У Сталина Надежды не осталось

РГ: Сплетни и слухи - тоже фольклор?

План по сбору металлолома

Анекдот

I

АнекдотВербальная игра за право на означивание референта путём субституции компонентов во фракционированных знаках.

II

III

IV

Цитаты из книги «Поэтика фольклора»

Смотрите также

Свежие записи

Рубрики

Метки

Анекдот
Вербальная игра за право на означивание референта путём субституции компонентов во фракционированных знаках.